Магазин потерянной любви
Шрифт:
Проходя через полупроводник, электрический сигнал бьётся о металлический корпус радиодетали, производя звук. В сущности, это первобытный звук, напоминающий шум дождя. При определённой модуляции он похож на ветер. Затем мы слышим человеческую речь, а в конечном итоге — короткое замыкание и редкие аплодисменты: до свидания, прекрасный мир.
В отличие от традиционной музыки композиция тон-генератора — что генетический код. В соответствии с многоуровневой моделью реальности ниже располагаются элементарные частицы и кот Шрёдингера. Подобно электрону в квантовом ящике, этот кот не жив, не мёртв, а Бог одновременно присутствует и здесь, и где бы то ни было.
Теоретически на расстоянии электрона от нас существует
Итак, Иисус Христос в некотором другом измерении попал в засаду и вместе со своим отрядом был убит. Шёл дождь. В ногах же у командира потрескивало радио. Это была полевая радиостанция, видавшая виды и с надписью «Хуй» на передней панели. Задувал ветер, а из динамика то и дело доносились встревоженные голоса. Вот и на этот раз друзья потеряли героя.
Нет, это и вправду надо послушать.
V
Теперь, спустя годы, Митя сомневался.
Слушать там было нечего. Собранный наспех коллектив и понятия не имел ни о цели проекта, ни о его философской основе, как выразился Джони Фарагут в своём эссе. Зато метафора с параллельными мирами на расстоянии электрона от нас была интересной. В сущности, рассуждал Захаров, его «Виртуальный клон» как раз и был входом в эти другие измерения.
Надо сказать, идея о параллельных мирах не отпускала Джони и до сих пор. Её кульминацией Митя считал так называемый «павильон с временами года», предложенный писателем в последнем романе. Фрагмент довольно наглядно отражает Джонино состояние после многих лет мытарств. Джони явно устал и мечтает о толике комфорта. Он вновь переносит нас в Москву, изнемогающую от летнего зноя и пожаров. Чувствуется, однако, что на этот раз он имеет в виду не лесной пожар, как в 2010-м, а самый что ни есть пожар гражданской войны. Война и в самом деле шла полным ходом. Было и так непросто, а с годами становилось только хуже. Образно выражаясь, климат портился. В главных ролях мы видим всё тех же Хьюлет, Тайку Нефёдову, Наташу Рёнэ и Вику Россохину. В какой-то момент среди действующих лиц появляется и Джони, но лишь на секунду. Думаешь — вот и он, но к тому времени его и след простыл. Зато он предложил прекрасный способ времяпровождения — павильон с временами года. Попав туда, каждый выберет себе климат по душе. Покупка обойдётся недорого, а удовольствия — море.
«Будущее неприглядно, — пишет Джони. — В этом убеждались и люди, и животные, и птицы. Убеждалась в этом и Катя Мануилова, поджидая автобус у станции Лось и наблюдая, как поднимается сильнейший ураган».
А затем сухие листья внезапно приподнялись от ветра и вдруг понеслись, будто сумасшедшие, кивая головами и кружась. В ушах забился визг оргии. Безумные листья летели прочь от автобусной остановки, то и дело кидаясь из стороны в сторону. Они стремительно неслись в направлении Анадырского проезда, подгоняемые горячим асфальтом и беснуясь от радости скорой встречи с фронтом. Фронт высокого давления. Народный фронт, если хотите. Несколько капель дождя упали с неба. «И тут, — продолжает Джони, — раздался оглушительный гром».
Будь неладна такая жизнь. Раздался гром,
В этом месте Джони вновь переносит Мануилову в Ашхабад. Он словно говорит нам: «Нет, друзья, на станции Лось ей не место. Хью слишком хороша для Анадырского проезда». А ведь он прав, думал Митя Захаров. Благополучно приземлившись в аэропорту Ашхабада, Хьюлет миновала арык, купила дыню и залезла на свою крышу для секса. С прошлого лета здесь мало что изменилось: лестница, надутый матрас, цветочная ферма да навес от солнца.
Стянув волосы в пучок, Хьюлет прилегла.
Жизнь пытливой лесбиянки многообразна, но в той же мере безысходна, что и жизнь гетеросексуала. «Точно павильон с временами года», — подумалось Хью. Павильон размером с футбольное поле работал круглосуточно и без выходных. Хьюлет сняла трусы и задрала юбку. Над нею болталась бечёвка от воздушного шара. Зацепившись за зонт, бечёвка в сущности истлевала на ветру и теперь как нельзя лучше дополняла картину. Павильон, как и естественный ход событий в умеренном поясе, был разделён на четыре части. «Ты можешь войти в любую из них», — писал Джони Тайке Нефёдовой, а та лишь смеялась. «То одеваясь, то раздеваясь, — отвечала она, — есть над чем подумать».
«Вот и думай», — вторила ей Хьюлет, занимаясь любовью с воображаемой Берковиц под своим навесом. Хью словно ходила в этом павильоне с временами года и раз за разом кончала. «Чаще всего, — прочла она как-то на сайте Sex Butik, — множественный оргазм можно получить при воздействии на точку G». А вскоре и точка нашлась. Это был павильон с осенью. С деревьев падали листья, то и дело моросил дождь, открывались зонты, в воздухе стоял запах шоколада, а из бутиков доносились Radiohead и Muse.
Ощущений добавлял и вид, открывавшийся за прозрачными перегородками павильона. Перед глазами стояли времена года, и этого хватало. В особенности волновала модель зимы. Зимний павильон располагался почти напротив, и как бы предсказывал Хьюлет будущее. В будущем у Хью кружился снег, фонарь раскачивался от ветра, а дворник чистил тротуар, то и дело бормоча туркменскую народную песню.
«Иными словами, — заключает Джони, — точка G у Хьюлет хоть и находилась, как и у Тайки, в передней части влагалища, в отличие от Нефёдовой имела скорей метафорическую подоплёку. Если Тайкино счастье было физиологическим, меркантильным и нуждалось в общественном мнении, то Хью было хорошо самой по себе: её вполне устраивала модель умеренного климата, дворник из зимнего павильона, да и модель будущего. Сперматозоиду, короче, рассчитывать здесь было не на что».
В это же время Наташа Рёнэ тынялась у Капельского переулка, выглядывая понапрасну троллейбус. Видимость была никудышней, да и троллейбус не ходил. Вроде бы шли дорожные работы, но никто не работал. Над землёю стелился коричневый дым. Горел не только русский лес — истлевала бечёвка от воздушного шара, а вместе с нею и последняя связь приличного человека с реальностью.
Павильон с временами года всё больше наполнялся русской речью. Казалось, G-точка у этой страны была, как и у Тайки, — на своём месте и безо всяких излишеств. Подавляющее большинство людей и слышать не хотело ни о какой свободе мысли и тем более о свободе творчества. «Удел простолюдина — практичность», — то и дело повторяла Вика Россохина. Вот они и строили павильоны из бетона и стали, не покладая рук, а затем жили там и радовались. Остальная же часть населения перебивалась мастурбацией, выглядывая понапрасну троллейбус в Капельском переулке.