Магазинчик на Цветочной улице
Шрифт:
Брэд нашел отдельную кабинку у задней стенки и, увидев меня, встал и замахал руками над головой. Я улыбнулась и помахала ему в ответ, затем быстро прошла через зал, обходя столики и стулья.
— Я уж стал подумывать, что ты не придешь, — сказал он, усаживаясь снова на свое место.
— Я опоздала?
Взглянув на часы, я с удивлением увидела, что было уже пятнадцать минут седьмого. Я стряхнула капли дождя с куртки, и Брэд повесил ее на спинку стула.
— Все прекрасно, не волнуйся, но у меня есть только полчаса или около того. Воспитательница из дневного центра сказала,
— Сколько лет твоему сыну?
— Восемь. Он не перестает мне говорить, что уже достаточно взрослый, чтобы находиться в дневном центре, но я не разрешаю ему целый день оставаться одному.
По тому, как Брэд нахмурился, я догадалась, что эта тема неоднократно поднималась этим летом.
— Иногда я могу поклясться, что ребенок восьми лет даст фору восемнадцатилетнему.
Я подумала о своих племянницах и, хотя не была матерью, прекрасно понимала, о чем он говорит.
— Поскольку у нас не слишком много времени, — сказал Брэд, — я не стал бы тратить его на разговоры обо мне. Я хочу узнать о тебе больше.
Я считала себя не самой увлекательной темой для разговора. Тем не менее я была польщена его ко мне интересом.
— Знаю, сейчас интерес к вязанию повысился, но разве не рискованно открывать магазин в наше неспокойное время? — спросил он, прежде чем я смогла опередить его своими вопросами.
О Брэде я знала мало, только то, что говорили мне мои глаза. Он был красив как грех. По отрывочным сведениям, почерпнутым из разговоров, я также знала, что он разведен и, очевидно, восьмилетний сын оставался у него под опекой, но этим все и ограничивалось.
Определенно он не был первым, кто выражал обеспокоенность тем, что я выбрала самый неудачный момент. Все волновались, что я окажусь жертвой нашей слабой экономики, но я прошла и огонь и воду начиная с шестнадцати лет, поэтому открытие собственного магазинчика пряжи не было рискованней остального в моей жизни. Маргарет сразу же пришла и объявила, что я совершаю ошибку. Но если бы я выжидала идеальных условий, этого никогда бы не произошло. После рецидива рака я понимала, что не могу ждать, пока жизнь станет совершенной во всех отношениях. Я должна сама найти свое счастье в жизни и перестать ждать, когда кто-то найдет его за меня.
Я заметила, что Брэд уже заказал кувшин пива, который только что принесли. Он расплатился с официанткой и налил нам по кружке.
— Мой отец умер после Рождества, — сказала я так, словно это все объясняло. — Я старалась справиться с этой потерей, а потом в один прекрасный день обнаружила, что яростно вяжу, и вспомнила разговор, который мы вели несколько лет назад.
Брэд отпил пива и кивнул мне, чтобы я продолжала. У меня от слез сдавило горло, но мне удалось справиться с эмоциями, которые переполняли меня при упоминании об отце. Не знаю, привыкну ли когда-нибудь к мысли, что его больше нет. Я на мгновение замолчала.
— Дальше, — подбодрил меня Брэд.
— В то время я считала, что это мне, а не ему осталось недолго жить.
— Ты говорила, что у тебя был рак.
— Дважды — Я
Я подождала его реакции, но он никак не отреагировал.
— Дальше, — повторил он. — Ты говорила о своем отце.
Я отхлебнула пива. Он выбрал темное, мое любимое.
— Я находилась в больнице, и это было как раз накануне мой второй операции на мозге. Мама и папа пришли, чтобы провести со мной тот вечер. Мама читала, а мы с отцом разговаривали.
Я так хорошо помню тот вечер, потому что в глубине души была убеждена, что умру, не дождавшись нового года. Отец был единственным, кто поверил в меня, кто настаивал, что я непременно обману смерть и во второй раз.
— Он попросил меня описать один идеальный день, — сказала я Брэду.
Я понимала, он заставляет меня признать, что я действительно хочу жить. Эта просьба была его средством втянуть меня в будущее. В будущее, которого, по моему твердому убеждению, у меня никогда не будет.
— И что ты ему сказала? — Брэд наклонился вперед и сомкнул руки вокруг своей кружки.
Я на несколько секунд закрыла глаза.
— Что хочу проснуться в своей постели, а не на больничной койке.
— Тут я ни в чем не могу тебя обвинить.
Я широко улыбнулась. С Брэдом было на удивление легко говорить о себе.
— Затем я хотела бы нюхать цветы, побывать у воды и почувствовать солнечные лучи на своем лице.
— На тихоокеанском северо-западе? — улыбнулся он, задавая вопрос, и я не удержалась и рассмеялась в ответ.
— Мой идеальный день бывает в конце лета, когда у нас много солнца. — Эта среда была тому хорошим примером. — А теперь не отвлекай меня.
— Угу.
Его глаза блестели, и на мгновение я была так зачарована, что пришлось отвести взгляд.
— Я проснусь от солнечного луча под пение птиц, — продолжала я, — и мой идеальный день начнется с чашки крепкого кофе и теплого круассана. Я неспешно пройдусь по морскому берегу.
— А потом?
— Я буду вязать.
Я вспомнила, каким удивленным показался мне отец, услышав от меня это. Ему не следовало бы так удивляться. К тому времени я вязала уже несколько лет. Я помню, как мое желание вязать — считать вязание частью моего идеального дня — беспокоило его. Вязание, по его мнению, деятельность, требующая уединения, и скоро я превращусь в затворницу.
— Вязать в собственном магазинчике пряжи? — тихо спросил Брэд.
— Вроде того.
То, что я больше всего люблю в вязании, так это общество других любителей вязать. Как только я случайно натыкаюсь на человека (обычно это женщина, но не обязательно), который вяжет, это похоже на обретение давно потерянного друга. Мы сразу же устанавливаем дружеские отношения. И не важно, что всего несколько секунд до этого мы были незнакомцами, но сразу же определяем, что нас связывает. Я разговаривала с другими любителями вязания в приемных врачей, в очередях гастронома — вообще повсюду. Мы обменивались ужасными историями об опечатках в узорах и незаконченных изделиях. И мы все любим похвастать покупками невероятно хорошей пряжи и, конечно, обсудить свои текущие достижения.