Магическая штучка

Райская Ольга

Нам с Жавуриной повезло, у нас был Эпишка. Магические программисты что-то в нем не доработали или попросту прошляпили, и ограничений на образовательном кристалле не оказалось. Если ко мне хозяин скрипучего голоса относился настороженно, то Жавурину принял сразу и бесповоротно.

Обычно общение с кристаллом происходило по вечерам, когда я возвращалась с медитаций у лорда куратора. Кремер больше не целовал меня. И даже старался не дотрагиваться. Мне казалось, что он испытывает неловкость за ту самую встречу с Федорицким. Скорее всего, из-за того, что Кирилл озвучил при мне его статус — мага, помолвленного с магиней. Он словно стеснялся своей невесты. Не знаю, виделись ли они наедине, но в

стенах университета общались официально. Не так ведут себя влюбленные, не так. Не так смотрят друг на друга, не так реагируют. Куратор будто подтягивался весь, ожидая в любую минуту нападения, когда видел леди Кавецкую. Да и она общалась с ним холодно и отстраненно. Впрочем, так магиня общалась со всеми, не проявляя никаких эмоций. Только я по какой-то непонятной причине раздражала ее. Со мной она всегда говорила довольно резко, тщательно скрывая рвущуюся наружу злость. Честно признаться, ее чувства ко мне были взаимны. Я тоже без видимого повода ее недолюбливала.

Обычно после занятий у Хищницы наши медитации с лордом куратором оказывались более эффективными. То ли моя эмоциональная напряженность сказывалась, то ли решительность просыпалась. Очень хотелось добиться результатов, чтобы утереть нос магине. Понятно, что лорда Кремера мне не видать, но просто для того, чтобы доказать — я не хуже, а во многом возможно даже лучше невесты Кремера.

Результаты были. Я свободно впадала в транс, в котором моя душа словно отделялась от тела. И я была ею — душой, свободно парящей по кабинету лорда куратора. В такие минуты для меня не было запретов. Раз никто не видит, значит, можно делать то, что очень хочется.

И я делала. Подлетала к преподавателю и зависала близко-близко от его лица. Рассматривала, впитывала, запоминала, жалела о том, что не могу дотронуться, почувствовать на ощупь насколько пушистые у него ресницы, как чувствуется под пальцами небольшой шлам на правой скуле. Я знала его лицо до мельчайших деталей, и мне не надоедало смотреть на Кремера. Наоборот, в те дни, когда куратор отлучался по делам и отменял наши занятия, я как будто не получала очередной дозы своего наркотика и не находила себе места. А он… Он вел себя безукоризненно, как и должен вести себя преподаватель со своей студенткой. Единственное отступление — это неизменный чай, который ждал меня на его массивном столе. И те пять-десять минут, что я пила его были нашими общими — моими и Сильвестра Кремера. Ради этих минут я летела к нему в кабинет. Потому что простая чашка чая превратилась в общую тайну, в символ, кричащий об отношениях, которым не суждено развиться в нечто большее, чем простая привязанность ученицы к учителю. Банально? Да, разумеется. Но для меня подобные ощущения были новыми, удивительными и, как нестранно, желанными. Разум твердил: «Нет! Не-ет! Чужое! Не тронь!», сердце шептало: «А вдруг…», а душа… Она никого не слушала, она летела. К нему. Жаль только он об этом не знал. Да и не узнает никогда.

А вот после занятий до спасительного объятия моего нового дома, которым мы с Жавуриной считали наш уютный номер, начинался мой персональный ад. У лифта меня неизменно поджидал Федорицкий. И если между рыжулей и его папашей возникла симпатия, то я к Кириллу относилась достаточно прохладно. А его настойчивость меня и вовсе бесила. Все просьбы не встречать меня после занятий игнорировались. Маг просто шел рядом, о чем-то рассказывал, у номера желал доброй ночи и откланивался. Обедал Кирилл тоже с нами. Правда, когда мы с Юлкой были одни или с Едемским, а вот когда с нами сидел Глеб, Федорицкий топал к своему элитному столику, останавливаясь около нас, чтобы пожелать приятного аппетита.

— Ксюха, он к тебе клеется! Точно говорю! — неизменно шептала мне Жавурина, когда мы встречали

Кирилла в универе. — Вариант не самый худший. Может, рассмотришь? А что? Из хорошей семьи щенок, одарен, привит и чистокровен. Вырастишь чудного кобеля. Он тебе тапочки будет магией телепортировать…

— Я больше двортерьеров люблю. Они хоть и без аристократического стержня, зато надежные, — отшучивалась я.

А вечером мы втроем садились у кристалла, и начиналось таинство. Глеб тоже потихоньку учился с нами, впитывая новые, ранее недоступные ему знания.

Жавурина ласково поглаживала холодный камень, и он начинал таинственно мерцать.

— Эпишечка, привет! — благоговейно шептала Юлка.

— Ну, чаво? Все чтоль собралися? — скрипел совсем не злой голос нашего Эпифана.

— Все! — хором отвечали мы.

— Вот и хорошо. Вот и ладно, — по-доброму ворчал обучатель.

А потом Жавурина спрашивала его о чем-то для нас таинственном и неизвестном. Глеб тоже не бывал дальше своего поселения и с интересом рассматривал новые места или слушал рассказ о магическом мире.

— А покажи ты нам, Эпишечка, достопримечательности острова Буяна, — просила Юлка, а сама легонечко поглаживала обучатель. Он розовел, потом краснел. Раздавалось деликатное покашливание, а потом возникала картинка, и нам рассказывали интересную историю про алатырь-камень, про гнездовье эллинов и город морранов, про болота, где водятся редкие виды нечисти, а мы, раскрыв рот, впитывали, восхищенно всматриваясь в грани кристалла.

Поездка на остов Туле, как и обещал проектор, состоялась.

Ранним субботним утром нас всех собрали на широком крыльце общежития и прямо оттуда открыли портал. Но перед этим каждой выдали плотный плащ, отороченный пушистым мехом какого-то животного, напоминающим нечто среднее между енотом и песцом.

— Плащи снимать только в помещении! В городе — ни под каким видом! — предупредил Нелюб Петрович.

В провожатые нам выделили симпатичного молодого мага, то и дело краснеющего под пристальными взглядами наших девиц. Сами, между прочим, виноваты! Сказали девчонкам, что замужество — главная цель нашего безнадежного предприятия, вот они и рассматривают каждого мага как потенциального спутника жизни.

Через мгновение мы оказались на шумной, по всей видимости, торговой площади. Ярко светило солнце, но было холодно. На крышах странных, старинных домов, карнизах и других поверхностях искрился белоснежный снежок, делая все вокруг еще ярче. Место очень напоминало ярмарку. Пожалуй, в моем представлении, такие рынки или базары имели место в средние века, но никак не в современном мире. Здесь каждый что-то продавал, предлагал, выменивал. Голоса смешались с рыком, визгом, свистом каких-то животных, звоном металла, скрежетом и еще миллионом разных звуков. Сновали коробейники, раскинулись торговые шатры и палатки.

Пока мы стояли, открыв рот, соображая, куда же все-таки попали, провожающий сориентировался на местности и попросил:

— Леди, следуйте, пожалуйста, за мной. Не отставайте. У вас будет свободное время до возвращения в университет, чтобы осмотреться.

Да, где там. Мы, хоть и двинулись гуськом за магом, но глазеть по стонам не перестали. А посмотреть было на что.

— Это что живые мамонты? — шептала мне Юлка, неизменно толкая в бок локтем. Тут не захочешь, а посмотришь.

Я обернулась и замерла. Мамонты там действительно были. Точнее, может, и не мамонты вовсе, а животные похожие на громадных, обросших густой длинной черной шерстью слонов. Слонов я видела в зоопарке и в цирке. Причем, четко знала, что африканские — самые большие на планете и дорастают аж до четырех метров в высоту. Но как же я ошибалась! Эти гиганты были как минимум в два раза выше и настолько же крупнее.