Магическая Трилогия: Спящая Красавица
Шрифт:
Тогда Пенелопа водила его туда, потому что они звали его, хотели сказать что-то. И каждое их слово он помнил отчетливо. Но сейчас дело было не в нем и, пожалуй, даже не полностью в них.
— Что, если я скажу Вам, Оливер, что Ваше представление о духовном мире неправильно? Что нет конкретного Ада и конкретного Рая, и каждый человек попадает в то место, которое заслужил по вере?
Мистер Льюис глубоко вздохнул и кивнул. Слова Виктора, похоже, были ему не по душе, но он не мог и не хотел спорить сейчас.
— Я не совсем понимаю, о чем Вы, но допустим.
— Дэвиэна, в Вашем сне, Вы не пробегали мимо замка? Такого
Дэвиэна промолчала, задумавшись, и кивнула.
— Человек, родившийся с магией в крови, попадает в этот мир. Он не плох и не хорош, он просто есть. Там холодно в одних местах и жарко в других, там можно испытывать и блаженство, и скорбь. Это как… как ваше Чистилище.
— И Вы думаете, что моя дочь там? Она не такая, как Вы, — мистер Льюис покачал головой. Надежда, которую дал ему Виктор, стремительно испарялась, и от этого ему становилось лишь больнее смотреть на Грейс. Виктор понимал это и сожалел ему.
— Люди, которые погибли, или гибнут, или находятся под действием сильных чар, тоже попадают туда, — он помолчал. — У Вас есть враги, которые захотели бы так досадить Вам, Оливер? С помощью магии?
Мистер Льюис замялся и потер лицо ладонями.
— У меня… достаточно врагов. Но я не могу сказать с точностью, мог ли кто-то… быть связан с магией.
Он запинался, то и дело щурился. Виктор понимал, что теперь мистер Льюис будет постоянно перебирать потенциальных кандидатов, пытаться вспомнить, кто же мог сделать такое с его дочерью. Отчасти именно это Виктору и было нужно.
— Было бы здорово, если бы Вы вспомнили.
— Это необходимо? — мистер Льюис рассеянно пригладил бороду.
— Это необходимо Вам. Я справлюсь и сам по себе.
Виктор снова замолк. Дождь за окном прекратился и теперь тишину нарушал только шорох одежды Саши, когда она устраивалась поудобнее, и писк оборудования. Этому писку предстояло стать частью его жизни теперь. Пусть не так уж и надолго, но все же Виктору придется привыкнуть, просто перестать обращать на это внимание. Но пока у него не получалось. Каждая секунда, каждый звук, издаваемый аппаратами, заставлял Виктора представлять себе, что сейчас происходит с Грейс. Она казалась такой спокойной, словно действительно просто спала и видела самый прекрасный сон в мире. Но Виктор знал, что это не так. От одной мысли о том месте, где находилась сейчас Грейс, его начинал одолевать панический страх, животный ужас. Он сковывал и обволакивал его, проникая в каждую пору.
Гадатель хорошо помнил это место. Это было место не для него, и тем более не для нее. Ему хватило тогда пары часов, чтобы запомнить раз и навсегда, что живым туда не стоит соваться, если они не обладают силами медиумов. А Грейс жила там почти два года. Виктор с досадой подумал, что ему повезет, если, разбудив Грейс, он не обнаружит, что она безумна.
Но вытащить ее оттуда было его первостепенной задачей. И чем скорее, тем лучше.
— Мне будет нужно прочитать ее дневники, — снова заговорил Виктор. Ему было неловко, даже стыдно, и не столько перед мистером Льюисом, сколько перед самой Грейс. Словно он вторгался туда, куда не должен был. — Мне нужно узнать ее получше. Узнать, как она жила последние дни. Постарайтесь вспомнить, с кем она тогда общалась, что любила делать, что читала.
Мистер Льюис молчал. Казалось, он то ли сомневался в чем-то, то ли обдумывал услышанное.
— Если это поможет… — он замолк, не договорив.
Виктор вдруг осознал, что снова чувствует холод. Он знал, что чая, приготовленного Дэвиэной, не хватит надолго, но надеялся протянуть хотя бы немного дольше. Он повел плечами, пытаясь отогнать ощущение того, что его тело покрывается коркой льда. Холод вновь овладевал им, косточка за косточкой, мышца за мышцей. Ему нужно было скорее согреться.
— Мне придется уехать обратно в Англию в таком случае, — вдруг снова заговорил мистер Льюис. — Возможно, я найду виновника там, где веду дела… — он сделал паузу, после чего вдруг спохватился: — А может это кто-то из ее недоброжелателей?
— Значит, если они у нее были, Вы должны попытаться понять, кто из них способен на такое, Оливер, — тут же ответил Виктор.
Он должен был сохранять спокойствие. Показывать, что он уверен в себе, и только тогда мистер Льюис перестанет сомневаться и будет делать всё, о чем Виктор его попросит.
— Я разбужу ее, Оливер. Во что бы то ни стало. Я не оставлю ее там.
Мистер Льюис пару раз кивнул. Он смотрел Виктору прямо в глаза, словно пытаясь заметить там хоть намек на то, что Гадатель блефует. Словно боясь дать себе самому лишнюю надежду. Впрочем, его можно было понять.
Виктор представлял себе, каким мистер Льюис был два года назад. Бойким и уверенным в себе и в своём будущем. У него была дочь, которая, наверняка, вдохновляла его, была его надеждой, достойной наследницей. Но с тех пор как она заснула и не просыпалась больше, мистер Льюис изменился. Его уверенность в будущем пошатнулась и потянула следом все остальное. Сработал принцип домино, и с каждым месяцем, с каждым днем, мистер Льюис все меньше верил в правильность своих решений, в свою способность управлять компанией так, чтобы она просуществовала и после него еще долго. Он начинал бояться, что может неожиданно умереть, а его единственная наследница так и не проснется. Он боялся, что навсегда потерял дочь. И это пугало его больше всего. И Виктор отлично понимал, что мистер Льюис готов отдать всё, лишь бы ее разбудили.
Таковы были отношения отцов и детей. По крайней мере, большинства, тут же поправил Виктор сам себя. Его это правило касалось лишь слегка.
— Мне нужно будет снять себе номер.
— Вы можете остаться здесь, — начал мистер Льюис. Виктор отрицательно покачал головой:
— Мне нужно будет снять себе отдельный номер. Так будет лучше.
У Виктора на это были свои причины, говорить о которых не хотелось.
— Сегодня я уже ничего не сделаю. Но приду снова завтра утром, хорошо? — Виктор дождался утвердительного кивка от мистера Льюиса. Тот вдруг выпрямился, словно приосанился, как будто проникаясь уверенностью Виктора. И Гадатель был доволен этим. Ощущение того, что он может так действовать на людей, доставляло ему удовольствие, а даже такое удовольствие по-своему, но согревало.