Магическая трубка Конан Дойла
Шрифт:
Если младшего, Кингсли, отправили учиться в Итон, то восемнадцатилетняя Мэри уже окончила школу и полагала, что будет жить вместе с отцом и мачехой в Уиндлшеме. Но наступило лето, и девушку поспешно отослали в Дрезден обучаться музыке. Альфред несколько раз слышал, как Мэри слезно умоляла отца не удалять ее из дома, но Конан Дойль и слушать об этом не хотел. Секретарь не сомневался, что это новая жена сэра Артура не хочет видеть Мэри рядом с собой, желая безраздельно властвовать над писателем и опасаясь постороннего влияния на супруга.
Каждое утро, сидя у себя в кабинете и разбирая почту, Альфред встречал письма детей, полные жалоб и отчаяния.
— Передать не могу, как я рада за вас с папой! — искренне воскликнула Мэри.
— Да, дорогая, скоро у нас с Артуром появятся свои дети, — жестко откликнулась мачеха.
Дочь Луизы молча проглотила обиду, лишь глаза выдали, как тяжело ей это слышать. Вечером все собрались в гостиной, и Мэри решила продемонстрировать, чему научилась. Устроившись за роялем, девушка ударила по клавишам и запела несильным, но приятным голоском неаполитанскую песенку. Сидя у окна, Альфред видел по ироничному лицу Джин, что пение падчерицы не вызывает у нее ничего, кроме раздражения. Сэр Артур, напротив, слушал дочь затаив дыхание. Глаза его светились гордостью до тех пор, пока он не посмотрел на жену. Оптимизм его тут же угас, и сразу по окончании песни писатель проговорил:
— Ну а теперь споет моя милая девочка. Ее бархатный меццо-сопрано буквально берет за душу! Такой голосок никого не может оставить равнодушным!
Посрамленная Мэри выбралась из-за рояля и подошла к камину, протянув дрожащие руки к огню, как будто они у нее замерзли. Всматриваясь в ее лицо, Альфред видел, как прозрачные глаза девушки наполняются слезами, как влага выплескивается, и по щекам бегут мокрые дорожки. В гостиной звучал романс, исполняемый Джин, и, по мнению Альфреда, пела она ничуть не лучше, чем Мэри. Закончив петь, жена Конан Дойля победоносно посмотрела на поверженную соперницу и поднялась из-за рояля.
— Просим еще, — аплодируя, воскликнул ее очарованный супруг.
— Боюсь, я не в голосе, — кокетничала женщина.
— Ну что ж, тогда пусть опять споет Мэри. Хотя и стоит признать, что мы с Мэри оба отчаянно фальшивим, и певцы из нас никудышные.
Залившись краской, девушка выбежала из комнаты. А леди Дойль, нимало не смущаясь присутствия Альфреда, сурово проговорила:
— Не думаю, дорогой мой Артур, что имеет смысл продолжать обучение вашей дочери. Это пустой перевод денег. За те два года, что она провела в Германии, Мэри совершенно ничему не научилась!
Альфред поднялся и молча покинул гостиную, предоставив супругам решать семейные дела наедине. В коридоре он наткнулся на плачущую у стены Мэри. Секретарь тронул девушку за плечо и прошептал:
— Ну-ну, мисс, не стоит так расстраиваться. Ваша матушка не одобряла слез по пустякам.
Мэри всхлипнула и уткнулась мужчине в плечо.
— Ну почему, Альфред? Почему? — рыдая, бормотала она. — Я так надеялась провести прошлое Рождество дома! Ведь нет никакой причины, чтобы мне этого не
Хотя Мэри не жаловалась, но Альфред знал, что ко всем ее обидам прибавилось и существенное урезание наличных денег, отпускаемых на ее содержание. Это было тем более странно, что с тех пор, как сэр Артур стал хорошо зарабатывать, он всегда проявлял щедрость ко всем членам семьи. Секретарь помнил письмо, в котором дочь просила прислать ей денег на поездку в Берлин, чтобы послушать оперу, которую она в тот момент разучивала. Ответом послужил отправленный отцом чек на десять фунтов с припиской, что Мэри может выбрать, как потратить эти деньги — либо съездить в Берлин, либо пригласить в гости Кингсли. Девушка ждала визита брата полгода, и несправедливость поступка патрона вывела Альфреда из себя. Во всем ощущалась рука Джин. Во всем, кроме пристрастия сэра Артура к спиритуализму. Этого загадочного явления леди Дойль не любила и побаивалась.
Через год после свадьбы родился ее первенец. Супруга писателя немного ослабила хватку, и Артур Конан Дойль впервые после долгого перерыва вновь взялся за перо. Но писал он уже не занимательные детективные рассказы и исторические повести, а статьи, которые размещал под рубрикой «Неведомые берега» на страницах «Стренда». Сидя вечерами в своей комнате и слушая звуки долетающей из бильярдной музыки, под которую танцуют очередные гости новоявленной миссис Дойль, Альфред с удовлетворением просматривал свежие статьи, подписанные шефом.
Сэр Артур подробно рассказывал в них об эктоплазме — некой вязкой бесцветной субстанции, которая выделяется через нос, уши и прочие отверстия медиума и служит основой для материализации тел. Именно из эктоплазмы и созданы привидения. Альфред слышал, как редактор издания Гринхоу-Смит звонит сэру Артуру по телефону и уговаривает своего чуть ли не самого востребованного автора вернуться к прежним выдумкам художественного толка, которых от него так ждет читатель, а не городить несусветную чушь. И с тайной радостью выслушивал ответ Конан Дойля:
— Я бы и хотел, но не могу. Не вижу никакой возможности. Я пишу то, что само приходит ко мне.
Эти слова бальзамом проливались на душу секретаря. Это были те самые слова, которые больше всего мечтал услышать уязвленный Альфред. Нет больше писателя Артура Конан Дойля. Есть безумец, сочиняющий небылицы о загробной жизни и выдающий их за действительность. Но все, что происходило с сэром Артуром, казалось шатким и ненадежным, пока в спиритуализм не уверовала Джин. Она даже не скрывала, что ужасно боится всего, что связано с загробным миром, ибо дело это темное и рискованное.