Магическая трубка Конан Дойла
Шрифт:
— Пей, сволочь! Пей, пока не сдохнешь!
В очередной раз, с трудом оторвавшись от горлышка бутыли, Алекс обвел нас мутным взором и развязно проговорил:
— Привет честной компании! Лизка, отлично выглядишь! Смерть явно пошла тебе на пользу. При жизни ты не была такой красоткой! А это что за черт? — кивнул он на Кузьму. — Твой психотерапевт?
Услышав повторение своей шутки, Граб заливисто захохотал, запрокинув голову и делая попытки похлопать приятеля по плечу. А Настя опасливо оглянулась по сторонам, подхватила Алекса под руку и почти насильно повела в дом. Он разводил руки, указывая вокруг себя, и кричал:
— Не-ет! Это не дом! Это камера для душевнобольных! Разве здесь может жить
2
Японский термин, обозначающий «нахождение в уединении». Так называют молодых людей, отказывающихся от социальной жизни и по различным причинам загоняющих себя в острую социальную самоизоляцию.
С площадки второго этажа испуганно выглянула Марина и, увидев Настю, с облегчением заговорила:
— Господи! Ну, слава богу! Настя! Как хорошо, что вы пришли! А то мы с Гошенькой одни в доме, а тут Александр Васильевич! Прямо не знаю, что и делать! С самого утра так! Александр Васильевич пьет и пьет и разговаривает с покойным Анатолием! Вот ужас-то!
— Лизка! — точно издеваясь над няней, пронзительно выкрикнул Алекс. — Скажи этой курице, что я не пьяный, а мудрый и всевидящий! Толик, вот он, рядом с нами идет! Ты тоже его видишь?
И Алекс, описав бутылкой с виски широкий полукруг, обернулся ко мне, требуя подтверждения своим словам. Я молча кивнула.
— Вот, — обрадовался он. — И Лизка подтверждает!
Няня поджала губы и сдавленно зашептала, должно быть надеясь, что так ее услышит только Настя:
— Вы уж его уложите спать! Пожалуйста! И пить больше не давайте, а то допился до белой горячки.
— Не лезь, свинья, куда не просят! — прикрикнул Алекс. — Нет, видишь, Толька, что делается? Няньки мной уже командуют! Она к кому приставлена? К Лизкиному недоноску? Вот пусть мальчишкой и руководит! Лизка, скажи ей!
Марина трусливо скрылась в детской, и я устремилась за ней. Гоша сидел на полу и, зажав в ладонях трубку, завороженно смотрел в окно. От только что слепящего солнца не осталось и следа. Небо заволокло черными тучами, и первые капли дождя, тяжелые, как ртуть, мерно барабанили по оконному стеклу. Гоша любит дождь. В дождь он выбегает на улицу, поднимает ладошки вверх, запрокидывает личико к небу и открытым ртом ловит капли. Вымокший до нитки, он прыгает и пляшет, шлепая босыми ногами по лужам и радуясь этому чуду. Летнему дождю.
— Гошенька, дождик, — сладко пропела Марина. — Специально для тебя! Пойдем, погуляем?
Но Гоша ее не слышал. Он увидел меня. Поднявшись с пола, сын бросился к дверям, где я застыла в нерешительности, и обхватил мои ноги, прижавшись к ним щекой.
— Сыночек, милый. — Я погладила его мягкие волосики. — Никому не отдавай трубку гнома, хорошо? У тебя будут забирать, а ты не отдавай. И гному не отдавай. Это злой гном. Не наш.
Малыш серьезно кивнул и взял меня за руку, увлекая на улицу. Марина подхватила дождевик,
Англия, 1920 год
Сразу за деревней начинался лес, в который и повела гостей Элси Райт. Девушка первой шла по усыпанной хвоей тропинке, петляющей между вековых сосен. За ней следовали гости. Джеффри нес треногу с фотоаппаратом, Альфред — остальное снаряжение. Сосновый бор сменил смешанный лес с раскидистыми перьями папоротников и кустами. Вдруг Элси вскрикнула и указала на дальние кусты.
— Вы видели? — Девушка раскраснелась, глаза ее горели. — Фея качается на листке орешника!
— Да-да, я тоже вижу! — закричал теософ, устремляясь к орешнику и устанавливая неподалеку от него громоздкую треногу.
Но пока он возился с аппаратурой, фея успела скрыться в листве. Другая фея, которую заметила Элси, тоже ухитрилась упорхнуть прежде, чем Джеффри Ходсон сумел запечатлеть ее на фотографическую пластину. В траве у ручья то и дело мелькали эльфы и дриады, видимые лишь мисс Райт и теософом. А к концу прогулки, когда возвращались из леса, мистер Ходсон даже услышал чудесную музыку.
Вернувшись в дом Райтов, Джеффри первым делом снял с плеча тяжелую треногу, которая за прогулку успела изрядно ему надоесть, и, укладывая аппаратуру в кофр, оптимистично заявил:
— Мы непременно укажем в отчете, что убеждены в чистосердечии девушек, сделавших фотографии! Не так ли, мистер Вуд?
— Возможно, мистер Ходсон, возможно, — неопределенно пожал плечами секретарь, не сомневающийся как раз в обратном.
— Мистер Ходсон, я не могу вас отпустить, пока вы не подпишете все ваши книги, — игриво улыбнулась гостю хозяйка дома. — Я жду от вас дарственные надписи. «На добрую память милой Полли» и все такое, как полагается.
— Само собой, миссис Райт, — великодушно пообещал теософ, застегивая кофр и устремляясь в коридор следом за женщиной.
— Пойду принесу лестницу, книги-то в коробках на чердаке, — встрепенулся хозяин, торопливо покидая гостиную.
Оставшись наедине с Альфредом Вудом, Элси украдкой взглянула на гостя и тихо заговорила:
— Мистер Вуд, мне надо вам кое-что рассказать. Только не перебивайте меня. Как-то мы играли у ручья, и Фрэнсис поскользнулась на камнях и упала в воду. Кузина опасалась, что ее будут ругать за испорченное платье, и мы попытались пробраться в дом незамеченными. Но нам это не удалось, и в ответ на обрушившиеся на нас упреки Фрэнсис вдруг выпалила, что упала, когда играла с феями. Нам было велено идти наверх в спальню и носа оттуда не высовывать. И так нам стало обидно, что мы решили доказать всем, что нас наказали незаслуженно. Я предложила «сфотографировать фей», ибо ничто не могло бы лучше убедить наших мам в правдивости рассказа, чем фотографии. Дело в том, мистер Вуд, что я по несколько часов в неделю работаю в фотолаборатории колледжа и часто делаю коллажи погибших на войне солдат в окружении родственников, так что определенные навыки у меня имеются. Из «Книги подарков принцессы Мэри» я скопировала четырех фей. Потом мы наклеили рисунки на картон и при помощи шляпных булавок, полоски бинта и оксида цинка сделали те самые фотографии, которые натворили столько шума. Мне очень жаль. Мы ввели в заблуждение столько людей!