Магический спецкурс. Второй семестр
Шрифт:
— В браке? — кажется, в моем тоне промелькнул испуг.
— После всего, что между нами было, как честный человек я обязан на тебе жениться, — он улыбнулся. — И собираюсь сделать это, как только наши отношения перестанут быть… незаконными.
— О, — удивленно выдохнула я. — Спасибо, что спросил мое мнение на этот счет. Он склонил голову набок, глядя на меня с недоумением и интересом.
— Ты столько раз говорила: «Я люблю тебя». Это заставило меня думать, что ты не будешь против, — заметил он. — Но, конечно, когда придет время, я задам официальный вопрос. У тебя будет шанс послать меня к демону
Он говорил об этом так спокойно, что я никак не могла понять: он надо мной издевается или говорит серьезно? Из-за этого я не знала, как реагировать. В конце концов, от него заветного «люблю тебя» я так и не услышала. Как я могла предположить, что он уже планирует наших общих детей? По нему ведь ничего не поймешь.
Но я определенно была рада это услышать. Ян Норман уже пустил корни во всем моем существе. Я чувствовала себя так прочно связанной с ним, что разлука меня убила бы, наверное. Мне казалось, что больше в моей жизни подобной любви не будет. И это пугало до чертиков. Если он действительно все это время планировал пожениться и нарожать детей, то я точно не собиралась его от этого отговаривать.
Однако он мое молчание воспринял как-то по-своему, потому что внезапно поцеловал лоб — почти как отец, а не любовник — и поднялся на ноги.
— На сегодня можем закончить, если ты устала.
— Стоит закончить, чтобы еще больше друг друга не покалечить, — смущенно пробормотала я, тоже поднимаясь с мата и потирая плечо, которое болело довольно сильно.
Норман заметил это, привлек меня к себе и погладил больное место горячей ладонью, после чего боль исчезла, и я снова смогла свободно двигаться.
— Спасибо.
— Да не за что. Ты прости, — он кивнул на плечо. — Наверное, ты меня сейчас ненавидишь, но я хотел убедиться, что ты действительно сможешь выдать больше, когда почувствуешь реальную угрозу.
— Едва ли я могу почувствовать реальную угрозу с твоей стороны, — возразила я, вытирая полотенцем лоснящееся от пота лицо. — Но разозлить меня тебе удалось.
— Это все потому, что ты считаешь меня лучше, чем я есть на самом деле, — заметил он. — Я слышал о твоем конфликте с Гроксом вчера.
Я смутилась. Конечно, он слышал, как же иначе?
— Они специально к тебе бегут жаловаться на меня? — смущенно поинтересовалась я, с интересом разглядывая полотенце в своих руках, хотя на нем не было даже примитивного узора.
— Нет, хуже: Грокс рассказывал об этом за обедом всем преподавателям и кидал при этом на меня такие многозначительные взгляды.
— Прости, — я нахмурилась, почему-то только сейчас подумав, что мое поведение могло вызвать неприятные подозрения.
— Да нет, ты знаешь, мне было приятно, — я не смотрела на него, но по его тону поняла, что он улыбается. — Редко кто вслух напоминает, что светлая и темная магия не делают нас хорошими или плохими. Хотя темный поток действительно меняет человека, это неизбежно. Ты теперь тоже немного не такая, какой была до того, как я заставил тебя попробовать его. Любое зло, с которым мы сталкиваемся, меняет нас. Вопрос только в том, как именно. И это уже решаем мы сами. Но я хочу сказать тебе важную вещь: Норд Сорроу не был хорошим человеком. Он был хорошим королем, наверное, но совместить и то, и другое он не
Я подняла на него удивленный взгляд. О чем он говорит? Как он может про себя такое говорить? Я же знаю его.
— Почему это? — я так возмутилась, словно собиралась защищать его даже от него самого.
— Потому что такова судьба королей: порой приходится забывать о том, что ты человек. Идти на сделки с совестью, отстаивая интересы государства и людей, в нем живущих. Принимать решения, которые ты никогда бы не принял, будь ты простым смертным. Имей ты возможность переложить ответственность за эти решения на других людей. Да и ненависть к тем, кто лишил меня семьи, не делала меня лучше. Наверное, если бы они убили только отца и брата, все было бы иначе. Но гибель моей матери — добрейшей женщины, которая за всю жизнь никому не сделала зла, а только терпела его от мужа-тирана, — я им простить не мог.
— Это понятно и абсолютно нормально, — настойчиво сказала я. — Виновные должны быть наказаны по заслугам, они же сами сделали свой выбор.
— Не знаю, только ли виновных я покарал. До сих пор не знаю, — он горько усмехнулся. — Еще долгие годы я так боялся нового заговора, что порой, наверное, перегибал палку. Я уж не говорю о том, что если какой-то человек вставал на пути интересов государства, какими я их видел, я не останавливался ни перед чем, чтобы убрать его с дороги. Тяжело оставаться хорошим человеком, когда творишь очень сомнительные вещи.
Я опустила взгляд в пол, чувствуя, как лицо из раскрасневшегося от тренировки становится пунцовым от захлестнувших меня эмоций. Не знаю, что превалировало: стыд или обида.
— Я от тебя ничего, кроме добра, не видела. Ты хороший человек, — упрямо повторила я, не глядя на него. — И ничто не убедит меня в обратном.
— Я стараюсь быть хорошим человеком, — поправил он. — Я больше не король и уже никогда не буду им. Последние десять лет я учился быть другим человеком. Яном Норманом. И я им стал. Смею надеяться, что я стал лучше. А твоя любовь сделает меня еще лучше. Уже делает.
Я посмотрела на него исподлобья, все еще немного дуясь, сама не зная на что.
— Моя любовь к тебе? Или все-таки твоя любовь ко мне делает тебя лучше?
Он рассмеялся и покачал головой.
— А ты непременно хочешь услышать признание, да?
Я неуверенно пожала плечами.
— Было бы неплохо, знаешь ли. Неужели это так трудно? Ты хочешь, чтобы я родила тебе детей, но не можешь сказать, что чувствуешь? Если чувствуешь, конечно.
— Разве слова что-нибудь стоят? — мягко спросил он. — Неужели нужно все проговаривать вслух? Разве действия не говорят громче слов?
— Почему нельзя совмещать то и это? Роне Риддик ты тоже никогда не говорил о своих чувствах? Она к этому нормально относилась?
Не знаю, зачем я приплела сюда его бывшую возлюбленную. Наверное, потому что в глубине души предполагала: это из-за нее он не говорит о любви. Это ей он остается верен, ей досталась вся его любовь, а мне навсегда уготована роль второго плана.
Его лицо мгновенно помрачнело. Норман отвернулся и отошел от меня. Он долго молчал, а потом признался:
— Говорил. В каждую нашу встречу, — его голос звучал холодно и отстраненно. — Я забрасывал ее признаниями и клятвами.