Магистериум морум
Шрифт:
– Неладно там что-то, Фабиус. Отчёты идут бойко. И так же бойко пропадают магистры магии, случайно проезжающие мимо. Провинция якобы скудна, а якобы и приторговывает – то лишним, неучтённым, то краденым. А год для посыла магистерской комиссии весьма неудачен. На Границах Гариена уже третью зиму лезут из-под земли адские твари, и все молодые знающие маги едут сейчас туда. В столице… – он кашлянул, напоминая магистру, что о болезни правителя Серединных земель не говорят вслух, но всем и так понятно...
Грабус нахмурился, видя, что Фабиус избегает его взгляда, поморщился:
– Знаю,
Магистр Фабиус вяло кивнул. Мирские дела лишь огорчали его. Радость он находил в опытах и наблюдениях. Конечно, были годы, когда и он, направляемый Советом Магистериума, вразумлял жителей окраин и сражался с демоническими отродьями, лезущими временами из-под земли. Но их никогда не было особенно много, и Фабиус давно уже переложил эту ношу на молодых и амбициозных.
Магистра не прельщала карьера, хотя по мастерству он вполне мог бы войти уже в Магистерский Совет при правителе Серединных земель, а, может, и в Совет Магистериума. Однако он прожил достаточно долго, чтобы ценить лишь покой и игру ума. Людское – отталкивало его своей суетой. Конечно, получая из рук Грабуса магистерский камень, Фабиус, как и все, клялся защищать людей… Но ведь не торчать среди них!
– Вот и собери тут комиссию, попробуй – насупился Грабус, по-своему толкуя склонённую голову Фабиуса. – А ещё и чума...
– Я правильно понимаю, что просьба не официальная, и подписью и печатью не скреплена?
– Будет у твоей миссии хоть какой-то успех – подтвердим и печатью. Вскроешь делишки префекта – пришлю пергамент. А не вскроешь, так и отвечать не спрошу. Прощай!
Голова начала было таять, но проявилась вновь:
– Кстати, сообщаю тебе официально. Ходят слухи, что в Ангистерне опять проповедуют крещёные. Вот тебе и повод, чтобы установить там магистерскую власть через голову префекта, коли уж будет нужно. На это тебе печати не требуются. А накопаешь какой криминал – тут тебе и камешки в руки. Будет тебе и комиссия, и суд праведный. И ещё чего будет… Сам-то хочешь чего? Может, вторую провинцию?
Фабиус покачал головой. Он хотел лишь, чтобы его оставили в покое и не мешали заниматься исследованиями. Но объясняться был не намерен. Ангистерн, так Ангистерн. Ворюга префект? Крещёные? Прекрасно! Просто нужно успеть управиться до зимы.
Голова Грабуса кивнула, обозрела пространство вокруг и исчезла. Фенрир шумно вздохнул, сочувственно ткнулся носом магистру в ухо. Тот погладил его, пробормотав:
– Ну вот и прогуляемся мы с тобой. Застоялся ты в лето, а, баловень?
Жеребец тихонько заржал, подтверждая, что да, мол, застоялся.
– Сходим до чужих кобыл? Я вона – тоже застоялся! – скупо рассмеялся Фабиус.
Не хотелось ему собираться в дорогу. Но состоял он на службе, как и все маги Серединных земель, что достигли магистерского звания. И с членами Совета Магистериума не спорят, пусть даже это всего лишь один единственный член, не поставивший в известность прочих.
Фабиус вышел из денника, оглядел конюшню, отметив привычные чистоту и порядок, и направился к реке, сполоснуть лицо. Хоть ночь и была по большей части бессонной, но стоило
Он склонился над водой с деревянных мостков, что сам построил выше тех, где полоскали бельё и опять смеялись прачки, набрал в ладони ледяной воды, умылся, прочёл короткое: «Славься, Отец наш», посмотрел, как младшие конюхи играют, дожидаясь завтрака, в камушки, укладывая по пять круглых галек на тыльной стороне ладони, подбрасывая их разом и пытаясь поймать. Детская, но не простая забава.
Чего же хочет Грабус? Выслужиться? Но перед кем? Правитель, говорят, при смерти. В желание Грабуса спасти беженцев из Дабэна от голодной смерти Фабиус не верил ни на глей. Крещёные, разве? Хочет чужими руками жар разгрести?
Крестие было очередной ересью, что как поветрие побежала вдруг по всем провинциям Серединных земель.
Как началось? Фабиус вспомнил письма Крохмора Из Пущи, смешного носатого старика. Вот он и был первым, рассказавшим о сумасшедшем проповеднике, бродившем по Гариену.
Некто худой и оборванный пугал там людей рассказами о неведомом милостивом боге. Проповедник крепко пил, речи свои говорил в харчевнях и кабаках. А потом хватал кузнецов, а Гариен – город кузнецкий, за грудки и, дыша им в рябые курносые лица, восклицал: «Вот крест на мне, не вру!»
Может, и не врал, кто его знает? Пришёл оборванец издалека, шпионы и дознатчики скрупулёзно записывали за ним имена земель и правителей, но магистерская служба не обнаружила таковых в церковных книгах. Получалось, что земли эти были крайне удалены от мира Срединного. Может, и жил там какой-то бог, что защищал людей от Отца их Сатаны?
Ересь, однако, в Магистериуме приняли в штыки. Дальновидному Совету не понравился самовольный «защитник» людей, якобы спасающий их души от Ада.
Магистры полагали, что одна-две ереси крепкому государству даже во благо, если не несут они мыслей по-настоящему революционных. Но идея о спасении и посмертной жизни души не годилась тут даже теоретически. Ведь если завтра люди перестанут кормить адских обитателей своими душами, обрушится весь существующий миропорядок, скреплённый Договором с Сатаной. И тогда голодные демоны снова дуром попрут в человеческий мир за добычей. И вернётся беда.
Проповедника, чтобы упаси Сатана, не сделать из него мученика, быстренько опоили дурманом и подвели в пьяной драке под нож. Но ересь оказалась стойкой. С тех пор в провинциях постоянно объявлялись малые группы поклонников «милостивого бога» и разлагали речами чернь. Мол, веруйте, и души ваши спасутся от гибели в Аду. Хотя куда они, спрашивается, денутся?
Совет Магистериума выпустил эдикт, призывающий наказывать смутьянов изображением калёным железом либо широким палаческим ножом креста на самом видном месте – на лице, дабы показать, что никакой выдуманный бог защитить своих проповедников не может. Эдикт тоже вышел боком: вскоре крещёные сами начали уродовать лица, почитая это за некий божественный знак, по которому они после смерти попадут не в Ад, как все прочие, а в какое-то другое, тайное место. И как не объясняли людям магистры, что никакие знаки, поставленные на теле, не влияют на собственно душу – «крещение» лиц прижилось.