Магистр бессильных слов
Шрифт:
— Да, ладно, целуйтесь уж, — разрешил Якоб благосклонно. — Аннелька с Марцелем теперь тоже все время целуются.
— Выспался? Хорошо себя чувствуешь?
— А я заболел, что ли? — удивился Якоб. — Поэтому у вас ночую? У меня ничего не болит, только есть хочу и поскорей записать стихи про сон, который видел. Мне снилось, что я был собакой и бегал всюду с Зефиркой! А потом вы, учитель Иштван,
— Ты мне очень нужен! — заверил Иштван. — Возьми в буфете рогалик и запиши стихи про сон, бумага в моей комнате. Потом мне покажешь.
Якоб подскочил на месте и полез в буфет.
— Скажи-ка, — вспомнил Иштван, — ты ведь, конечно, бегал поглазеть на Ратушную площадь, когда там леса обвалились и маляр упал?
— Угм! — Якоб уже успел запихнуть в рот рогалик, потому только закивал.
— Ты что-нибудь подбирал там на площади?
— Ну, монетку подобрал, — дожевав, признался мальчишка. — Всего одну! Пятачок серебряный.
— А потом ты пошел домой, поругался с теткой и дома не ночевал. Ночью встретил Аннель и спрятал ее в театре, а утром на этот пятак купил для принцессы ретеш в кондитерской на углу. Так все было?
— Угм! — Якоб схватил с буфетной полки тарелку с пирожками и поскакал из кухни. Издали донеслось:
— Зефирка, привет! Слушай, что я про тебя сочинил:
Зефирка, ты моя подружка!
Играть мы будем в паровоз,
Я угощу тебя ватрушкой
И поцелую в черный нос!
— Неужели это тетка своей ненавистью превратила малыша в оборотня? — ужаснулась Мия.
— Не думаю, — покачал головой Иштван. — Такое ларвалю не под силу. Но она спровоцировала первый оборот, когда организм еще не был достаточно готов. Должно быть поэтому мальчик пока нечетко помнит, что с ним происходит в другой ипостаси, и обороты не контролирует. За ним нужно будет понаблюдать.
— Понаблюдаем, — согласилась Мия и поинтересовалась с улыбкой: — Что вчера сказал граф по поводу твоего восстановления в гимназии?
— Я совсем забыл его об этом спросить.
— И, думаю, неслучайно. Тебе ведь нечего больше делать в Бьоре, правда, магистр?
— Как минимум одно важное дело еще осталось, — не согласился
— Давай после пьесы заберем мальчика в столицу, — предложила Мия. — Мы же не отдадим его тетке, которой он не нужен! Старшие трубадуры тоже скоро уедут в Академию, а Марцелю после инициации очень понадобятся поддержка и советы опытного вербальщика с железным самоконтролем. И в столице ты можешь стать… Нет, не допросителем, Эгон зря надеется. В наш отдел ты ведь не захочешь пойти, так?
Иштван кивнул и уткнулся в лбом в ее шею за украшенным малахитовой сережкой ухом, там, где щекотно топорщился непослушный русый завиток.
— Ты сможешь снова стать саггестером, — сказала Мия уверенно. — И помогать таким как я. А устанешь, я сама на тебя ошейник надену. Или попросим Эгона сделать многоразовый. Хотя ты и так уже совсем нестрашный, только все еще очень черный… А еще… Аннель показала мне вчера стихи, что ты ей подарил. Они без подписи, но…
— Да, — взволнованный Иштван поднял голову, — раньше я владел словом, блокатор эту способность отнял. И это было гораздо хуже, чем перестать чувствовать магический фон. Это как потеря части души… Может быть, она действительно еще восстановится, и я сумею написать о том, как любовь возвращает надежду!
Бессильных фраз отбросив шелуху,
Произношу я истинное слово.
Спокон веков в ходу и на слуху,
Оно не тайна, и оно не ново.
Но в слове том заключены для нас
И жизнь, и смерть, и рай, и муки ада.
Страшнейшее проклятие подчас,
Оно же и желанная награда.
Вот жизнь искрится и сияет вновь,
Наполнена надеждою одною.
Сильней не знаю слова, чем «Любовь»,
Сказал: «Люблю», и крылья за спиною!
В том и секрет вербального искусства,
Что силу слову добавляют чувства.
Й.