Магия и кровь
Шрифт:
Бабушка показывает на яркую вывеску с рекламой виртуальных квестов:
— Раньше тут было кафе, где подавали замороженный йогурт.
— Тебя послушать, так в твоей юности кафе с замороженным йогуртом были вообще везде!
Дома бабушка шикнула бы на меня за нахальство. Бабушка, с которой я езжу в Чайнатаун, совсем другая. Она смеется.
Я и сама невольно улыбаюсь. И мне удается даже забыть о нашем недавнем разговоре про мое Призвание.
«Остановка Дандас-стрит — запад».
На углу западного конца Дандас-стрит и Спедайна-авеню сразу бросается в глаза
Я с трудом сдерживаю смех. Мама ведет себя точно так же, когда выходит из трамвая или автобуса.
— Ты же знаешь, что они автоматические! Водителя нет, благодарить некого.
Бабушка пожимает плечами:
— Привычка.
До чего же это по-канадски — благодарить компьютер за то, что высадил тебя. Даже зубы сводит.
Мы переходим улицу и двигаемся к овощной лавке — их здесь десятки. Аромат свежих овощей и фруктов смешивается с запахом гнилых. Над входом в нужную лавку висит голографическая вывеска с китайскими иероглифами, а ниже написано «Продукты» с красным росчерком в конце. В верхнем правом углу — совсем маленькая, легко не заметить — виднеется позолоченная колдовская метка.
Снаружи громоздятся ящики с розовато-лиловой питайей, стебли сахарного тростника по метру длиной, банки, до краев полные специй цвета шоколада, сепии и ржавчины, и горы авокадо размером с два моих кулака.
Окна — везде, где их не загораживают горы овощей и фруктов, — залеплены объявлениями с фотографией пропавшей Лорен. У меня внутри все сжимается. Можно было бы спросить бабушку еще раз, почему мы не участвуем в ее поисках, но я молчу. Хватит ей драм из-за моего Призвания. Не собираюсь подливать масла в огонь спорами о помощи нечистой семье, когда бабушка уже ясно дала понять, каково ее мнение. У нас на изготовление пяти таких объявлений уйдет столько колдовских сил, что хватило бы на целый день. Но для нечистых колдунов вроде Картеров это пара пустяков.
Бабушка продает нечистым семьям наши товары, ходит к ним на барбекю и вместе пляшет на Карибане, но никаких одолжений им не делает. Если, конечно, они не как дядюшка и не готовы перейти в чистые. Или если это не Дэвисы — с ними у нас столько родственных связей, что им просто нельзя не помогать, и личное желание или нежелание бабушки тут не учитывается. Хотя Дэвисы всю жизнь были так могущественны, что не нуждались в этом.
Бабушка протискивается через толпу покупателей, которые складывают фрукты и овощи в сумки. Я следую за ней и невольно заглядываюсь на картонную коробку без маркировки, полную розовых личи. Так и съела бы!
— Вайя!
— Иду-иду. — Я отрываю взгляд от личи и догоняю бабушку.
Внутри лавки экзотических плодов даже больше, чем снаружи. Причем там их еще и чуть ли не ежеминутно спрыскивают водой из специальных оросителей. На полках полным-полно импортных лакомств, чьи красочные этикетки так и зовут меня, заманивают обещаниями: шоколад со вкусом красных бобов, зеленые яблочные чипсы
Бабушка деловито кивает женщине восточноазиатской внешности за прилавком:
— Я писала вам двадцать минут назад.
Женщина заправляет за ухо подкрашенную медно-рыжим прядь и показывает на холодильники с напитками вдоль задней стены:
— Она вас ждет.
— Спасибо, — говорю я за бабушку, которая не говорит ничего, а просто прямиком шагает к двери, еле заметной между холодильниками и витриной с морковкой.
На двери нарисована колдовская метка — белоснежной краской на молочно-белом фоне.
Бабушка толкает дверь, я вхожу следом за ней. Дверь за нами захлопывается.
Комната за ней — какой-то гибрид ретробара и библиотеки. Полки от пола до потолка, уставленные толстыми томами в кожаных обложках цвета драгоценных камней — рубинов и изумрудов. Негромкий джаз мурлычет из колонок и заполняет комнату, а на его фоне слышны приглушенные голоса. В баре собралась большая компания — все колдуны, в основном из китайских семей, в основном Вонги. На ковре посреди комнаты золотом по алому выткан иероглиф — их фамилия. В воздухе витает дым из кальянов, насыщенный запахом благовоний, и у меня щиплет в носу.
За ограждениями из толстых витых шнуров устроены места для важных посетителей, и там в мягком кресле, обитом кожей — наверняка натуральной, не ГМО — и бархатом густо-бордового цвета, восседает Роуэн Вонг. Элегантно подстриженные темные волосы обрамляют круглое лицо с нежным персиковым румянцем, густые ресницы приглушают блеск серых, как пепел, глаз. На ней темно-серый брючный костюм, идеально сидящий на ее крутобедрой фигуре, и изящные черные туфли на шпильках.
Ей всего двадцать пять, а она уже матриарх колдовского семейства с такой же древней родословной, что и наша. За Роуэн проголосовали все до единого совершеннолетние носители ее крови, живущие и практикующие в Канаде. Так выбирают матриарха далеко не все колдовские семейства — но так принято у Вонгов. Подозреваю, отчасти тут дело в ее даре — сладкоречии. Она побуждает своими словами на такое, на что обычные люди никого не смогли бы уговорить. Их не просто принимают во внимание — им преданно следуют. Люди рассказывают Роуэн такое, в чем никому другому не признались бы. В целом колдуны печально знамениты своей любовью посплетничать, но Роуэн — одна из немногих, кому известны настоящие тайны. Важное качество для сильного лидера.
Роуэн тут же бросает взгляд на сумку у меня в руке:
— Что вы мне принесли?
Мы с бабушкой плюхаемся на диван напротив Роуэн. Я водружаю сумку на стол и достаю оттуда наши средства марки «Томас» — кондиционер для волос «Крем-шелк», пудру-основу для макияжа «Непроницаемый матовый», ночной и дневной крем «Долой морщинки» и флакончик без наклейки, при виде которого — вот честное слово! — Роуэн вздрагивает.
Ее сливочно-гладкая мягкая кожа — не результат процедур из каталога «Ньюгена», не шедевр классической пластической хирургии. Так бывает, если строго следуешь инструкциям по применению нашей косметики.