Магия и кровь
Шрифт:
— Вайя! — вскрикивает Кейс.
Она вцепляется мне в руку, и я волей-неволей поворачиваюсь к ней. Оказывается, я так сильно прижала ладонь к груди, что едва не поцарапала себя ногтями, а в ушах так гремит, словно я сейчас упаду в обморок. Я снова смотрю на ту кабинку — там никого. Ни Вайи, ни Люка, ни грозно занесенного ножа.
Кейша подается ко мне через стол:
— Что случилось?
В горле у меня совсем сухо, я не могу прохрипеть ни слова. Хакни мою ленту, что это было?! Я смотрю на Кейс — пусть скажет, что думает. Но она только разинула
Кейс ничего не видела. Это было у меня в голове, но она не уловила моих мыслей. И сейчас не улавливает.
Алекс не в состоянии колдовать, чтобы костюмы быстрее шились. Кейс не слышит мыслей, которые ей положено слышать. А Кейша не чувствует неловкости собеседника, хотя раньше пользовалась этим, чтобы избавиться от поклонницы. Их колдовские силы слабеют, словно я уже провалила Призвание.
И надо быть последней дурой, чтобы не понять, что дальше будет только хуже.
Я нервно сглатываю. То, что я видела, — то, что мне померещилось, — это повторится? Большинство заданий для Призвания занимают день, самое большее два. В альманахе не упоминается ни одного случая, когда на это требовался целый месяц, как у меня.
Бабушку беспокоит, что мое задание отнимает столько времени. Так вот в чем дело! Волшебство нашей семьи слабеет, а видения вроде этого — и еще того, когда я приняла за кровь начинку датской булочки, — лишают меня присутствия духа.
Кейс и Кейша смотрят на меня. Я трясу головой.
— Просто… вся эта история с Люком меня нервирует. Больше ничего.
Такое объяснение никого не обманет. Я вижу по лицам сестер, что они мне не верят ни на грош. Даже если Кейс не видит моих воспоминаний о том, что я только что сделала, она понимает, что я чего-то недоговариваю.
Теперь секреты есть у нас обеих.
— Может, тебе и не придется ничего делать, — шепчет Кейша.
Я не успеваю сдержаться и ударяю ладонями о стол.
— Да хватит уже твердить одно и то же со всех сторон! Такое у меня задание! Может, и есть обходной путь — а вдруг я его не найду? Тогда мне все-таки придется!.. — Я на миг с силой прижимаю ладони к глазам, потом опускаю руки. — Меня это не утешает! Когда вы притворяетесь, будто ничего не происходит, или говорите, что, может, мне и не придется ничего делать или что бабушка сумеет переубедить Маму Джову, легче не становится!
Кейс смотрит в стол, а Кейша поджимает блестящие накрашенные губы.
— Нет, я не сдаюсь. Я все равно буду искать другие варианты. Но если не найду и буду вынуждена идти до конца, мне бы хотелось по крайней мере ощущать, что я ко всему подготовлена. А если я все время стану притворяться, будто все обойдется, станет только труднее.
От горячего шоколада во рту у меня вдруг становится горько. Перед глазами по-прежнему стоит занесенный нож, прямо-таки мерцающий под ярким белым светом здешних люстр.
— Я сделала свой выбор.
— Но… — начинает Кейша и умолкает.
— Это наше наследие, — говорит Кейс. — Наша жизнь и жизнь тех,
Кейша тоже кивает, хотя и не так уверенно.
— Попытаюсь донести это до взрослых. Сделаю так, что им станет неловко меня не слушать.
— Спасибо! — Я невольно улыбаюсь.
— Но злиться на Маму Джову я не прекращу, поскольку… да чтоб ее хакнуло! Когда она оставит тебя в покое?
Я вспоминаю, как Мама Джова, моя прародительница, стояла передо мной, окутанная дымом и овеянная запахом гнилого сахарного тростника, и говорила, что выбрала меня не просто так. Правда, я все равно не понимаю почему. Она, конечно, тоже была нерешительной, но смогла это преодолеть. Я до сих пор не понимаю, как мне быть. Не понимаю, как влюбиться в Люка за месяц, а тем более — как его убить. Не понимаю даже, как свести воедино все эти то ли улики, то ли нет насчет Джастина и тети Элейн, чтобы найти выход из положения.
Я кручу в руках тарелку, на которой осталась последняя крошка печенья. Подбираю ее и кладу в рот.
— Ну как, дашь нам посмотреть свои дневники?
— Вы меня даже не выручили как положено! — ворчит Кейша. — Она напишет мне жуткий отзыв…
— И что?
Кейша хмыкает и поправляет блестящие серебристые волосы на плече.
— Ладно.
Не то чтобы большая победа. Но мне без нее никак.
Как только мы оказываемся дома, я спешу за Кейшей в ее комнату, прямо-таки наступая сестре на пятки.
Она оборачивается и сердито глядит на меня:
— Остынь, а? Какая-то ты слишком подозрительная!
— Извини, — бормочу я.
Кейс тащится за нами, волоча ноги. Я уверена, дай ей волю — и она удрала бы в библиотеку, заниматься. Может, что-то подучить к пятничной экскурсии по «Ньюгену». А кстати!
— Тебе же скоро в «Ньюген»! Готовишься?
— Как прикажешь готовиться к экскурсии? И вообще еще только вторник, — отвечает Кейс.
— Подумай, как показать себя с самой выгодной стороны. Может, ради такого случая потренируешься читать мысли.
Если дар у Кейс и ослабел, у этого есть одно преимущество: я на девяносто девять процентов уверена, что теперь гул посторонних голосов не будет донимать ее так сильно. Она легко сможет переключаться с моей головы на какую-то другую.
Кейс отвечает мне острым взглядом, но ничего не отрицает.
— Задействуй все, что у тебя есть! Сейчас не тот момент, чтобы отстаивать свои протестные идеи, тем более что тебе от них, честно говоря, никакой пользы. Ты же хочешь доказать родственникам, что можешь быть не только колдуньей. И правильно — только ведь ты можешь быть настоящей звездой и в колдовстве, и в «Ньюгене» одновременно.