Магия на каждый день
Шрифт:
— Ты что, серьезно?
— Совершенно серьезно, — кивнула Амалия.
— Что же делать?! — возопила Глаша.
В их доме Шанель почиталась, как святыня. Наряды от Шанель были произведениями искусства, которые женщины имели честь носить. Ни одно платье, ни один костюм, купленный у еще молодой Коко, не износился — все они висели в гардеробе в бархатных чехлах, свежие, как в первый день, и до сих пор «выходили в свет».
Шанель — это был фирменный стиль фамилии Лемм, и добровольный отказ от него вызывал самые худшие подозрения.
— Вы о чем? —
Анна была самой странной представительницей семейства — она была писательницей. Пока она подрастала, Амалия за нее боялась — мать ее бросила, да еще таким варварским способом, вдруг девочка пойдет по ее стопам? И действительно, сначала Анна почти не проявляла интереса к магии, и Амалия заранее готовила себя к тому, что девочка будет «не такая». Но Анна умудрилась найти занятное решение. Она стала автором книг, о которых критики писали в том духе, что «магия ее романов даже самого скептического читателя заставляет поверить в чудо» и «восхитительное сочетание простоты сюжета и эмоциональной насыщенности — необычное, смелое сочетание на фоне повального цинизма и MTV-зации». Книги и правда были, казалось бы, незатейливые: она его любила, он ее предал, другой ее полюбил, но она долго не могла его оценить… Однако имелось в них что-то особенное. Нечто, что не позволяло оторваться от книжки, пока не заканчивались страницы. А после надолго задерживалось послевкусие, которое можно сравнить лишь с ароматом приторного северного меда, насыщенного мятой, цветами и запахом сочной луговой травы.
Анна была невероятно популярной писательницей — она получила кучу премий, наград, писем читателей, которые на пятнадцати страницах расписывали свою судьбу и сравнивали ее с жизнью героинь из романов Анны Смирновой (в качестве псевдонима Анна Лемм взяла фамилию отца, чтобы при виде ее имени у читателей не возникало ассоциаций со Станиславом Лемом). Амалия с Аглаей сначала посмеивались над ее творчеством и сожалели о растраченном впустую Даре, но потом привыкли и зауважали писательницу, которая так хитро сочетала семейный Дар с вполне человеческой профессией.
— Твоя дочь не хочет носить Шанель! — Глаша накинулась на Анну.
— Твоя тоже! — одернула ее Амалия.
— Она что, озверела? — изумилась Анна.
— Представь себе! — фыркнула Аглая.
Внизу раздался какой-то шум.
— Глаша! — послышался крик Насти. — К тебе тут… ворвались!
— Подождите меня. — Глаша сорвалась со стула и бросилась вниз.
В холле напротив Саши и Насти стояла высокая худая женщина со всклокоченными волосами, которая визжала, топая ногами:
— Где она, я вас спрашиваю?
У женщины была истерика. Видно было, что она все еще считает, будто сдерживает себя, но на самом деле давно перешагнула границы приличий и вела себя как вздорная баба.
— Девочки, идите к себе, — велела Аглая, а затем обратилась к визитерше: — Что вам угодно?
— Мне угодно, чтобы ты отвалила от моего мужа! — закричала дамочка.
— А ваш муж, он кто? — поинтересовалась
— А то ты не знаешь! — взвизгнула незваная гостья.
— Понятно, — кивнула Аглая. — До свидания.
Она развернулась, вошла к себе в кабинет и заперла дверь изнутри.
Женщина, открыв рот, смотрела ей вслед, а потом с жутким воплем бросилась на дверь и принялась колотить по ней кулаками.
— Открой, сука, немедленно!
— Пошла вон! — крикнула ей из-за двери Аглая. — И пока не успокоишься, не возвращайся!
Женщина еще некоторое время била в дверь кулаками, ногами и даже головой, но в конце концов присмирела, склонила голову к груди, в изнеможении сползла по стене на пол и, уже сидя, разрыдалась. Когда она утирала последние слезы, дверь кабинета приоткрылась и Аглая вышла наружу. Она села перед женщиной на корточки, взяла ее холодные руки в свои и спросила:
— Полегче?
Женщина помотала головой.
— Ну, пойдемте, расскажете мне все, — Аглая подцепила женщину под локоть, рывком подняла и чуть ли не на себе поволокла на кухню.
— Женя — подонок! — всхлипывала дамочка. — Он трахает своих секретарш, шляется по баням и снимает шлюх в стриптизе! Сукин сын, как я его ненавижу! — Она стукнула кулаком по столу.
— Вас как зовут? — поинтересовалась Глаша.
— Вика.
— Вика, мы ведь говорим об Евгении Дмитриевиче? Я правильно поняла? — уточнила Аглая.
— Да, мы говорим об этом засранце! — кивнула Вика.
— Послушайте, а зачем же вы с ним живете? — изумилась Аглая.
Вика вскинула голову и тоже с удивлением посмотрела на Глашу.
— Видите ли, я двадцать лет не работаю, у меня нет детей, я привыкла одеваться в Милане, и я не хочу от всего этого отказываться, — отрезала она. — Но я хочу быть счастливой! Мы раньше были счастливы, понимаете? А потом все изменилось!
— Идите сюда. — Аглая взяла Вику за руку и вывела в коридор.
Включила свет и подвела женщину к большому, во весь рост, зеркалу в тяжеленной резной раме.
— Смотрите, — приказала она.
Вика вгляделась и увидела, что зеркало, как высококлассная фотография, отражает все детали: все поры на лице, каждый волосок, выросший не на месте, и каждое пятнышко на коже стали абсолютно очевидны. В своем отражении Вика увидела измученную женщину с воспаленной, несмотря на усилия косметологов, кожей, с черными кругами под глазами, с тусклыми глазами, с острыми, как порез бритвы, морщинами… Женщину, обессиленную, уставшую и несчастную.
— Я же красилась… — пробормотала она, испуганно глядя на Аглаю.
Та пожала плечами:
— Мое зеркало показывает все, что есть на самом деле.
— Как это? — насторожилась Вика.
— Вы что, не знаете, кто я? — усмехнулась Аглая.
— Ну, астропрогнозы составляете, — Вика скривилась. — Я, в принципе, наверное, тоже могу их составлять. Все, кому не лень, гороскопы составляют.
Аглая расхохоталась. Она щелкнула пальцами, и свет погас.
— Ой! — воскликнула Вика. — У вас что, сенсорные выключатели?