Магия Отшельничьего острова
Шрифт:
Наконец мы миновали перекресток, и тракт почти обезлюдел. Я улавливал лишь присутствие одинокого всадника.
Холмы по сторонам дороги становились все круче. Обработанные поля уступили место скошенным лугам.
И вот, наконец, я рискнул расплести свой щит.
День выдался облачным, небо затягивали серые, взбаламученные облака, у обочины кустилась жухлая травка – но еще никогда в жизни все окружающее не виделось мною столь ярким! Выше по склону паслись черномордые овцы, облик которых донельзя осточертел мне за время работы в Монтгрене.
Только сейчас я решился смочить пересохшее горло глотком воды из фляги. Не зная, какое неосторожное действие может разрушить наше укрытие, я все это время не прикасался ни к чему, кроме поводьев.
В небе, словно приветствуя мою удачу, прогрохотал гром, и первые дождевые капли упали на мое лицо. Начиналась гроза, но в тот миг мне на это было плевать.
XXXVI
К вечеру, однако, непогода воспринималась мною уже совсем по-другому. Мало того, что дождь зарядил ледяной, так еще и дорога сделалась скользкой, как стекло. Искать укрытия было негде. Крутые придорожные холмы не имели ни пещер, ни скальных выступов.
Но в конце концов я нашел выход. Отклонил от себя и Гэрлока потоки воды и градины с помощью силового щита, подобного тому, каким отклонял потоки света. Поддержание его требовало куда большего напряжения, и каждый новый раскат грома буквально опустошал меня.
Наконец ледяной ливень и град сменились снегом, сначала густым, но быстро редевшим. Ограждаться от легких хлопьев оказалось легче, чем от ледяных струй. Ближе к полуночи рядом с кустистой живой изгородью, где притулились мы с Гэрлоком, намело изрядный сугроб, обеспечивший нам дополнительную защиту от ветра. Это позволило мне чуток расслабиться и развести костерок. В конце концов я нырнул в спальный мешок, расплел силовой щит и провалился в сон.
Из которого – уже стылым, снежным и ветреным утром, меня вырвал пронзительный крик стервятника. Я машинально приподнял голову... и она едва не раскололась от боли.
Послышался стон, вроде бы мой собственный. Боль поутихла, но не прекратилась совсем, даже когда я опустил голову на спальный мешок. Шелест снега – и тот отдавался в моем черепе громом, а руки мои болели больше, чем в первые дни работы у дядюшки Сардита. Даже больше, чем после кошмарных тренировок у Гильберто.
Я понимал, что пора вставать и отправляться в путь. Чертов стервятник буравил меня алчным взглядом.
Голова у меня трещала, все тело болело, а мороз стоял такой, что я выдыхал даже не пар, а мельчайшие сухие льдинки. Решив, что мне может помочь глоток воды, я потянулся за флягой, но тотчас выронил ее из замерзших рук. Ее содержимое за ночь превратилось в лед.
От костра осталась кучка золы. Пальцы мои окоченели, поскольку я не заменил обгоревшие во Фэрхэвене перчатки. Заготовленный мною для костра хворост смерзся.
Гэрлок фыркал и ржал, и каждый звук пронзал мои уши. Ноги мои сводило судорогой, а попытка развести на ветру костер
Об обращении к магии не приходилось и думать – я не хотел попросту уничтожить свой организм. Но, с другой стороны, мне едва ли следовало особо опасаться погони, а значит, и нужды в щите невидимости больше не имелось. Когда костерок-таки разгорелся, я нашел пакет с прессованным зерном и накормил Гэрлока. Заодно мы и погрелись – и от огня, и друг от друга.
Потом я достал из торбы котелок, растопил снега и, отпив сам лишь несколько капель, напоил пони. Наскоро перекусив, я заполз обратно в спальный мешок.
К следующему моему пробуждению костер снова прогорел, небо затягивали бесформенные серые облака. Порывами налетал ветер, а головная боль так и не прошла.
Чтобы развести костер на сей раз, мне пришлось ковылять по снегу вдоль живой изгороди, собирая щепки и хворостины, но в конце концов огонь разгорелся. Я погрелся, поел, попил, и мне чуток полегчало. Спешить в дорогу не имело смысла, тем паче что и дорогу почти полностью занесло. Кое-где намело сугробы по пояс.
Никакого определенного времени мне назначено не было, однако я еще не добрался даже до Рассветных Отрогов. А возможность перевалить их сейчас представлялась мне весьма сомнительной.
Я заставил себя съесть еще несколько лепешек. Все тело оцепенело. Когда я попытался встать, меня затошнило, и к глазам моим подступили слезы.
До чего же все-таки это несправедливо... Впрочем, кому нужна справедливость?
Я стал потихоньку собираться в путь.
С трудом навьючивая на Гэрлока парусиновый мешок с Джастиновыми припасами, я с тоской подумал, когда же, наконец, я научусь заботиться о будущем? За те считанные минуты, которые ушли у меня на сборы перед бегством из Джеллико, Джастин успел снабдить меня дорожной снедью куда более основательно, чем я запасался когда бы то ни было.
Вспомнив о Джастине, я не мог не загрустить – мне уже недоставало Серого мага. Однако, так или иначе, рассчитывать теперь приходилось только на себя, а я по-прежнему слишком мало знал о реальном мире. Кроме того, в определенном отношении Джастин не слишком отличался от моего отца, Тэлрина, Тамры и полудюжины прочих, знавших куда больше меня, но не желавших этими знаниями делиться.
Наконец примерно около полудня мы с Гэрлоком продолжили наше путешествие. Выбирать дорогу я предоставил пони, ловко избегавшему труднопроходимых мест.
Ему, похоже, путешествие доставляло удовольствие. А вот мне – нет. Голова моя по-прежнему ныла, глаза жгло, горло саднило, руки дрожали.
Время от времени я вытаскивал из-за пазухи флягу и отпивал уже полузамерзшей воды. Меня бил озноб, то и дело бросало в пот.
Ближе к вечеру, когда небо уже темнело, нижние склоны Рассветных Отрогов заметно приблизились. Толщина снежного покрова уменьшилась – здесь снегу выпало примерно по щиколотку. И – что еще важнее – под снегом почти не было ледяной корки.