Магия повседневности. Дикие таланты

Форт Чарльз

В «Хоум ньюс» (Бронкс, Нью-Йорк) за 25 сентября 1927 года есть история об «ограблениях, словно совершенных призраком». В городе Барбертон, штат Огайо, жил один неуловимый вор. Прошу обратить внимание на пренебрежительное отношение к полиции и жертвам, которые часто фигурируют в наших историях. Такое впечатление, что есть преступники, которые иногда ведут себя как озорники. Они могут творить необъяснимые вещи, получать удовольствие от того, что сбивают с толку своих жертв, и оставаться уверенными в том, что их невозможно поймать. В течение десяти лет этот неуловимый вор из Барбертона время от времени занимался своим ремеслом. Иногда, словно желая показать свои таланты, он грабил один и тот же дом снова и снова.

В январе 1925 года полиция Лондона пребывала в том же душевном состоянии, что и все мы, пытаясь разгадать кроссворды, которые предположительно заполнены словами

шотландского диалекта, с использованием уже вышедших из употребления слов и названий каких-то немыслимых южноамериканских грызунов. Кто-то явно забавлялся, бессовестно усложняя задачу. Лондонского грабителя называли «домушником» (позже так стали называть и прочих злоумышленников). Газеты подчеркивали то, что они именовали сверхъестественной способностью этого преступника проникать в дома; я же думаю, что подчеркивать следовало бы тот факт, что, проникая в дома, вор точно знал, куда идти. Обладал он невидимостью или нет, жители Мейфэра сообщали о пропажах денег и драгоценностей, столь загадочных, словно некий бестелесный невидимка проникал сквозь закрытые двери и окна и прохаживался по комнатам, оценивая все, что там лежало. Его прозвали «домушником» потому, что не существовало традиционных объяснений того, как он проникал в дома, если не считать предположения, что он карабкался по стенам зданий (причем всегда знал, к окну какой комнаты надо карабкаться) с таким мастерством, каким не обладает ни одна кошка. Иногда сообщалось о том, что видели следы на водосточных трубах и наружных откосах окон. Поскольку полиция не предложила иных версий, такое предположение считается вполне приемлемым, ведь оно может хоть что-то объяснить. Разумеется, в этом отношении я не претендую на профессионализм.

«Домушник» уложил штабелями драгоценности, которые вполне соответствовали мечтаниям многих о дорогом барахле, а затем исчез. Быть может, он растворился не в прозрачном зеленоватом тумане, а просто в атмосфере бессовестной мистификации кроссвордов? Не исключено, что на водосточных трубах и наружных откосах окон именно его следы. Но только логически мыслящие люди считают, что все на свете имеет одно-единственное значение. Будь я невидимкой и обладай способностью незаметно проникать в дома, не вызывая подозрений, я бы оставил следы на водосточных трубах и наружных откосах окон. Все, что когда-либо может что-либо значить, на самом деле может значить что угодно. В противном случае эксперты, призванные давать показания в судах, не предъявляли бы те странные аргументы, которые они так часто предъявляют.

В «Нью-Йорк ивнинг пост» за 14 марта 1928 года сообщается о запуганных жителях одного из кварталов Третьего района Вены. Их «преследовала какая-то загадочная личность», которая проникала в дома и похищала небольшие предметы, но не трогала деньги, проделывая свои шалости лишь для того, чтобы похвалиться сверхъестественными способностями. С вечерних сумерек и до рассвета полиция каждый день выставляла вокруг этого квартала оцепление с собаками. Исчезновения небольших предметов малой ценности продолжались. Были сообщения о том, что этого «обладающего сверхъестественными способностями вора или маньяка» видели и что он, «подобно ящерице, бегает по залитым лунным светом крышам». На мой взгляд, никого на крышах не видели. Все пребывали в таком возбуждении, что «высочайшие авторитеты» Венского университета предложили свои интеллектуальные услуги, дабы помочь сбитым с толку полицейским и их собакам. Как жаль, что у меня нет записи высокоинтеллектуальных дискуссий между профессорами и собаками — вот бы возрадовалось мое внутреннее ехидство! По всей вероятности, есть много профессоров, которые в свое время читали о странных преступлениях и которые сочувствуют цивилизованному человечеству, скорбящему о том, что они не стали детективами. Впрочем, о профессорах, которые вызвались помочь полицейским и собакам, ничего более не сообщалось. Это был вызов, и я с сожалением должен заметить, что его не приняли. Было бы неслыханной дерзостью, если бы азартный грабитель проник в дома кое-кого из упомянутых «авторитетов» и украл у них нечто такое, с помощью чего они поддерживают свой авторитет, или ограбил бы их дочиста. Но на это его не хватило. После того как мы получим больше сведений, я с удовольствием заявлю о том, что, по всей вероятности, грабитель действовал в пределах одного-единственного квартала. Зато он проник в дом, где жил полицейский, и прошел в его спальню. Не тронув ничего более, он украл револьвер.

Днем 18 июня 1907 года была совершена кража, которая, по мнению большинства англичан, стала одной из самых сенсационных, самых дерзких, самых отвратительных

и в то же время наиболее поразительных краж в истории преступлений, и вызвала хотя бы некоторый интерес у американцев. На столе, который стоял на лужайке за трибунами Эскота, был выставлен на всеобщее обозрение Эскотский кубок Высотой в тринадцать дюймов и диаметром шесть дюймов, он содержал 20 каратов золота и весил 68 унций. Кубок охраняли полисмен и ответственный представитель изготовителей. Эта история появилась в лондонской «таймс» 19 июня. По всей вероятности, со всех сторон толпились зеваки, которых не подпускал к кубку полицейский; впрочем, согласно нормам, которым следовала «таймс» в 1907 году, считалось недостойным слишком углубляться в подробности. Из того, что мне известно о культе «Терфа» [4] в Англии, я могу предположить, что на скачках присутствовала толпа поклонников, с благоговением разглядывающих святыню.

4

«Терф» — лондонский аристократический клуб завсегдатаев скачек. Основан в 1868 году.

Но все пошло не так…

В другом месте и в другое время с другим сокровищем произошло нечто заслуживающее внимания, нечто такое, чему позавидовал бы любой волшебник. Местом оказался Дублинский замок. Снаружи днем и ночью на страже стояли полицейские и солдаты. На расстоянии не более пятидесяти ярдов находились штаб-квартиры полиции города Дублин, Королевских ирландских полицейских сил, сыскной полиции Дублина и военного гарнизона. Это случилось как раз во время проводившейся в Дублине Ирландской международной выставки. Десятого июля король Эдуард и королева Александра должны были прибыть с визитом на выставку. В сейфе, находившемся в сокровищнице замка, лежали украшения, которые в официальных случаях надевал вице-король Ирландии. Этими драгоценностями были варварски сваленные в кучу браслеты, кольца и прочие символы, стоимостью 250 тыс. долларов.

И разумеется, они исчезли приблизительно тогда, когда исчез Эскотский кубок: где-то между 11 июня и б июля.

Все расследования ни к чему не привели. За приблизительно двадцать четыре года не удалось выяснить ничего нового. Но вот б сентября 1931 года «Нью-Йорк таймс» на основании депеши, поступившей из Лондона, сообщила о том, что мэрия Дублина получила «любопытное предложение» — вернуть драгоценности «на определенных условиях». Если эти сведения достоверны, то придется признать, что все эти годы драгоценности пребывали в чьих-то жадных руках. Это похоже на шутку.

Меня продолжает беспокоить большая собака, которая сказала: «Доброе утро!» и исчезла в прозрачном, зеленоватом тумане. Меня не устраивает мое собственное объяснение того, почему я в это не верю. Рассматривая кое-что из того, что я допускал как возможное, кажется весьма нелогичным отвергать случай с собакой, которая сказала: «Доброе утро!» Если не считать того, что только пурист или ученый делят все на логичное и нелогичное. В нашем мире сочетаний несочетаемого пора привыкнуть к существованию логично-нелогичного. Все, что считается логичным, где-то с чем-то не согласуется, а все что, считается нелогичным, где-то с чем-то согласуется.

Мне нет нужды беспокоиться о большой собаке, которая сказала: «Доброе утро!» Если, рассмотрев кое-что из того, что было принято мною как возможное, я, будучи непоследовательным, отвергну случай с собакой, тогда я проявлю последовательность в отношении какого-то другого случая, а потребность каждого разума что-нибудь отвергать сочетается с потребностью каждого разума чему-нибудь верить или принимать что-либо как возможное, рассматривать нечто другое как глупое, абсурдное, фальшивое, дурное, аморальное, ужасное — или запретить себе считать все таковое всем таковым. Далеко не всегда нам следует проявлять одинаковое возмущение, испытывать одинаковое потрясение или презрение. Некоторые из нас избирают Иегову или Аллаха для того, чтобы сделать их объектами презрения, или для того, чтобы с их помощью бороться со скукой.

Чтобы определить пределы, с целью создать видимость существования внутри, и чтобы определить отличия, которые создадут видимость существования, каждый разум должен периодически делать исключения.

Я подвожу черту под собакой, которая сказала: «Доброе утро!» и исчезла в прозрачном зеленоватом тумане. Эта собака является символом ложного, условного, необоснованного и алогичного (хотя, разумеется, и обоснованного, и вполне логичного) предела, который каждый должен установить для того, чтобы создать видимость собственного существования.