Магия скорбит

Эндрюс Илона

Улыбка его была — оживший грех. Я придвинулась поближе, прильнула к его груди, положила ему голову на плечо. Он застыл, удивленный, а я устроилась еще поближе, спиной ощущая тепло его тела. Он поднял руку, обнял меня за плечи. Сосредоточившись, я услышала ровное биение его сердца, сильное и чуть учащенное. Он тоже был неравнодушен.

— Если выберемся из этой передряги целыми и невредимыми, ты хотела бы переночевать у меня или лучше я у тебя?

— Что так, что этак, — ответила я тихо.

Полугодовой штурм моего замка оставил на броне Рафаэля заметную

зазубрину. Мне долго еще придется его убеждать, что ему не нужно быть очаровательным, остроумным и сексуальным двадцать четыре часа в сутки. Отчасти я надеялась, что теперь, после секса, все как-то образуется само собой. Но пока что он все так же не уверен в себе, а я все так же сломана. Секс — это просто, а вот быть друг с другом — это посложнее.

Мы стояли, любуясь закатом.

Магия рухнула.

— Пора отобрать у этой стервы тень Дулоса.

— Ты понимаешь, что если мы правы и Церберу нужен его труп, то он пойдет за Дулосом, куда бы мы ни повезли его?

— Да. Но моя мать заслужила право на прощание.

Он разделся, застыл на миг, овеваемый легким ветерком, потом открыл рот. Оттуда донесся стон, сразу перешедший в рычание, от которого волосы дыбом, тело растянулось и стало мощнее, обросло твердыми мышцами. Кожа покрылась мехом. Рафаэль обернулся ко мне — глаза у него были дикими.

Я подняла Бабахалку, Рафаэль взял шестифутовую арматурину, которую вывернул из склона по дороге. И мы через расселины пошли к дому.

— Патроны размером с долларовую бумажку, — заметил Рафаэль.

— «Серебряные ястребы». Бронебойные, зажигательные, разрывные, серебром заряженные. Пробивают броню, поджигают, взрываются внутри цели, рассыпая серебряные дробинки. Бабахалка их двести штук в минуту выпускает.

Впереди раздался возбужденный рев и земля задрожала в ритме мощных лап.

— Пса они остановят? — спросил он.

— Заодно и узнаем. — Я подняла оружие. — Ну, Бобик! Бобик, ко мне!

Цербер вылетел из-за поворота и устремился к нам.

Я спустила курок. Визг очереди разорвал воздух, Бабахалка в руках прыгнула, ударив отдачей. Пули пробили Церберу грудь, рвясь к сердцу, брызнула кровь. Огромный пес ада сделал еще три шага, не зная, что смертоносный рой уже разорвал его жизнь в клочья, оступился, упал, покатился кувырком, остановился передо мной в пяти шагах дымящейся грудой.

— Хорошая пушка, — сказал Рафаэль.

Через пять минут мы оказались около изгороди под током. Рафаэль переплел пальцы и подставил мне ладони ступенькой. Я встала, оттолкнулась изо всех сил, и одновременно он меня подбросил вверх. Я перелетела изгородь, перевернувшись в воздухе, приземлилась. Бабахалка прилетела следом. Подхватив, я осторожно положила ее на землю. В тесных помещениях дома она слишком будет стеснять движения. Вытащила пистолеты — привычный двойной вес двести двадцать шестых в руках придавал уверенности. Рафаэль разбежался с палкой в руке и перелетел изгородь, ловко приземлившись рядом со мной. Бывают случаи, когда «Лик-5» оказывается кстати.

Мы подбежали к дому, и я прижалась к стене. Рафаэль ударил

ногой в дверь, сорвав ее с петель — она с грохотом улетела во тьму. За ней открылась тесная прихожая. Справа находилась лестница на второй этаж, прямо — коридор, а за ним, через дверь, — гостиная, погруженная в сумерки. Спинами спящих зверей — громоздкая мебель.

В ноздри ударил тошнотворный запах нежити. Он пропитал ковры на полу, въелся в стены, и если бы у запаха был цвет, этот бы сочился маслянистыми черными каплями. И невозможно было понять, откуда он исходит.

И тут же к нему примешался совсем иной запах: резкая, больничная вонь бальзамирующей жидкости. Где-то в этом доме ждало нас человеческое тело.

Глаза привыкли к полутьме. Стараясь не шуметь, мы через прихожую прокрались в коридор.

И так медленно и верно, комнату за комнатой. В конце маршрута нас ждал вампир, и было у меня чувство, что он нас найдет раньше, чем мы его.

Пройдя две тесные пыльные комнатки, мы вышли в главную спальню. Старую мебель свалили кое-как возле стен. В середине на грязном вытертом ковре лежало тело Алекса Дулоса. Лодыжку трупа охватывала здоровенная цепь, закрепленная на загнанном в пол штыре.

Из сваленной в углу мебели на нас полыхнули два кровавых глаза.

Я выстрелила. Первая пара пуль пробила кровососу голову.

Он прыгнул.

Пистолеты, извергая пули и гром, следили путь вампира в воздухе.

Рафаэль бросился слева, и я успела поднять стволы на долю дюйма, когда он обрушился на вампира сзади. Кровосос обмяк в его руках — пули размолотили ему череп в кашу. Рафаэль схватил вампира за подбородок, обнажил ему шею. Мелькнул нож — и голова полетела в угол.

Я перезарядила оружие. Вампир был без пилота: слишком сумасшедшие были у него глаза, слишком прямолинейно он бросился, не учитывая, что нас двое. Паучиха отбыла, оставив нам вампира в презент.

Еще десять минут ушло на обследование дома. Он оказался пуст, как мы и думали. Я не ожидала, что она пожертвует еще одним вампиром.

Мы нашли генератор, и я отключила его, сняв напряжение с ограды.

Потом мы вернулись к телу. Алекс лежал на боку, брошенный на пол как грязная тряпка. Смерть лишила его тепла, но в лице еще оставались следы былого выражения: смеховые морщинки вокруг глаз, волевой подбородок, широкий и высокий лоб. Волосы абсолютно белые, длиной до плеч. Рядом с телом лежал какой-то небольшой зеленый предмет. Я подняла и посмотрела: игрушечная машинка. Странно.

Я сунула машинку в карман.

Надо было увезти его из этого ужаса. Рафаэль потрогал цепь, держащую тело за лодыжку, и отдернул руку. Сплав серебра и стали.

Цепь держала туго, и никто из нас не мог бы ее снять, не сжигая себе руки до костей. Сорвав обивку с ближайшего дивана, я обернула ею штырь и потянула.

Штырь даже не шевельнулся.

— Дай я.

Рафаэль схватился за стержень, жилы выступили на лице. Секунда — и стержень вылетел из пола. Рафаэль взвалил тело себе на плечо, цепь зазвенела следом — ей ничего другого не оставалось.