Магия в скорлупе

Доунер Энн

— О, Великий Оракул, открой нам имя человека, который сейчас обладает потерянным козырем виверны твоего верного слуги Гидеона.

Треугольная дощечка начала легко двигаться под их пальцами, скользнула от центра доски вправо и остановилась у буквы Т. Затем она снова стала крутиться, поколебавшись между Д и Ё, остановилась на Е.

Так и продолжалось, буква за буквой. После первых пяти букв пальцы у них начали затекать. Наконец дощечка остановилась.

Мерлин пошевелил онемевшими пальцами.

— Кажется, на сегодня это все. Мне показалось, что получилось Теодора Оглторп. У вас то

же самое?

Гидеон кивнул, но он все еще пристально смотрел на инкрустированную доску с «ДА» и «НЕТ», выложенными драгоценными камнями.

— А может ли оракул сказать нам, где Уикка?

Мерлин резко выпрямился, как будто его обидело это предположение.

— Неужели вы думаете, что я заставил бы вас ждать целых пять дней и заниматься привораживанием, если бы он мог это сделать? Увы, его силы не распространяются на магических созданий, особенно если они не хотят, чтобы их нашли, как виверна с детенышем. Боюсь, Уикка маскируется слишком хорошо. Но не расстраивайтесь так, мой друг. Вполне вероятно, что мы найдем адрес мисс Оглторп в кембриджской телефонной книге.

У Теодоры действительно был козырь виверны. И не копия, а оригинал, который Мойра Хэтч тщательно завернула в мягкую оберточную бумагу и поместила между кусками специального картона.

Раз в неделю Микко звонила в Нью-Йорк своей лучшей подруге, и можно было не сомневаться, что она не выйдет из комнаты в течение часа. Едва Додо услышала, что Микко сняла трубку и стала набирать номер, как пробралась туда, где на спинке стула висела сумка няни, и вытащила карту.

Когда они возвращались из кино, Микко объяснила своей воспитаннице, что та сама должна решить, что делать с картой, зная теперь ее ценность. Не будучи опекуном девочки, она не собиралась навязывать ей решение. Если Теодора самостоятельно придет к выводу, что карту надо отдать в музей, то утром они позвонят туда и доставят ее к хорошему хранителю. А пока она полежит в сумке Микко.

Развернув карту, Додо сказала себе, что только посмотрит на нее, лишь подержит минутку и положит назад. Но когда она взяла ее в руки, ей показалось, что картинка ожила — таков был эффект от угольной черноты, сияющего алого и роскошного фиолетового цветов. Она почувствовала, будто от пальцев вверх по руке побежало электрическое покалывание и достигло мозга. Далекий шум транспорта на улице доходил до нее приглушенным и искаженным, словно она была под водой. Размышляя об этом позже, Теодора чувствовала, что не собиралась делать то, что за этим последовало. Когда она что-то совершала, каким бы детским и глупым оно ни было, это казалось совершенно естественным и вовсе не глупым. Похоже, карта сама подсказывала, что делать.

Когда Мерлин задал вопрос оракулу, Теодора держала козырь виверны в руках. Она не понимала, зачем ей понадобилось брать его, но никак не могла выкинуть из головы выражение лица мистера Лэмбтона, когда он взглянул на карту так, будто это нечто среднее между выигрышным лотерейным билетом стоимостью тридцать миллионов долларов и радиоактивной бомбой.

Додо достала колоду «Виверны и волшебники» и положила на кровати в ряд семь карт масти виверны: красную, зеленую, фиолетовую, черную, белую, серебряную и золотую. Под каждой она поместила соответствующие карты силы, слабости и волшебной палочки, копия магической карты обозначала силу черной виверны.

Девочка решила, что без ритуала

не обойтись. Никаких благовоний в доме не было, поэтому она взяла пепельницу в виде головы истукана с острова Пасхи, которую кто-то в шутку подарил ее отцу, и принесла с кухни сухие листья розмарина и спички. Она накинула на лампу у кровати прозрачный фиолетовый шарф, и по стенам забегали аметистовые тени. Кассета со звуками флейты и небольшого водопада, которую папа слушал, когда хотел бросить курить, подошла как нельзя лучше.

Наконец, Теодора надела жилет с вышитыми шелком драконами, присланный из Китая тетей Джейн, мешковатые черные шаровары и турецкие тапочки, подаренные бабушкой. Чтобы придать законченность наряду, она порылась в шкатулке с украшениями и, не обратив внимания на подвеску в виде совы, взяла мамину старую брошь, изображающую абстрактный завиток, напоминавший свернувшегося дракона. Додо никогда не носила ее, потому что брошь выглядела слишком глупо, но для тайной церемонии это было как раз то, что надо.

Теодора положила большую горсть розмарина в голову истукана и чиркнула спичкой. Сладкий дым с запахом сосны начал клубиться из глаз статуэтки, что делало ее похожей на привидение. Додо, слегка покашливая, поставила пепельницу на комод.

Глядя на карточный расклад, она взяла козырь виверны, принадлежащий Гидеону, и подняла его высоко над головой.

— Пришли мне виверну, — сказала Теодора, удивляясь, как уверенно звучит ее голос. Какая-то часть ее сознания не могла поверить, что она делает такое, но сейчас это не имело никакого значения. — Пришли мне виверну, — снова сказала она.

Ее голос был чистым и твердым, как будто Додо вызывала мифические создания каждый день. Она спокойно подумала, что ей не нужна большая виверна. Она должна быть достаточно маленькой, чтобы спрятать ее от Микко. Неожиданно Теодора громко заговорила на незнакомом языке.

Испугавшись, она взглянула на старинную карту. От нее исходил бледный свет и сквозь пальцы шел вверх, как будто она держала пригоршню светлячков. Девочка позволила словам литься свободно. В школе она изучала только испанский и никоим образом не догадывалась, что говорит на особом диалекте средневековой латыни.

Затем слова иссякли, свет от карты померк, и Теодора почувствовала покалывание в пальцах, по мере того как магия их покидала.

Она вдруг закашлялась и оглянулась вокруг. Комната была подернута дымкой, она сожгла слишком много розмарина. Обнаружив, что все еще держит карту, она положила ее на пустое место в раскладе на кровати и коснулась маминой брошки, чувствуя, что должна что-то сказать. Не «аминь» или «абракадабра», а что-то другое. Но карта теперь молчала.

— Теодора Оглторп!

Додо обернулась и увидела в дверях Микко с беспроводным телефоном в руках. За все годы, что они прожили вместе, девочка еще никогда не видела ее такой сердитой.

Микко стремительно влетела в комнату, схватила пепельницу и выскочила. Послышался звук сливаемой в туалете воды.

Няня вновь появилась и сдернула с лампы шарф. На нем появился темный круг, так как жар от лампы подпалил ткань. Микко, покачав головой, села на кровать.

— Додо, это очень, очень серьезно. Мог случиться пожар. Если не от розмарина, то от шарфа — наверняка. Что мне с тобой делать? Твой отец еще не скоро вернется, и если ты не будешь меня слушаться, придется отправить тебя к дяде Хосмеру до конца лета.