Магия возмездия
Шрифт:
– Ты же у нас психиатр, Марина, вот и разберись.
Может, недостаток любви в детстве - эмоциональная депривация, так, кажется? Может, я всегда хотела иметь старшего брата, семью... Не знаю.
– Зато я знаю. Если хочешь начистоту, то Сима уверена,
что именно ты приложила руку ко всей этой жуткой истории, и твое счастье, что доказать это невозможно.
– Ты что, Марина?!
– возмутилась Эвелина.
Ты считаешь меня убийцей?!
– Конечно, убийцей был твой несчастный сумасшедший
Станислав.
– Очень жаль, что ты так думаешь, но поверь, все
это просто фатальное стечение обстоятельств.
– Конечно, и именно поэтому ты в течение трех месяцев скрываешься и носа в Москву не кажешь.
– Я не скрываюсь. Просто я решила провести лето в
Европе.
– Ну и проводи. Для тебя так даже лучше. Заметь,
я даже не спрашиваю, где ты. Ведь у меня дочь - следователь,
и я обязательно сказала бы ей об этом.
* * *
"Ну и ладно!
– думала Эвелина.
– Пусть остаются нищими, но гордыми". Она открыла шкаф, стала перебирать одежду. В Париж, надо ехать в Париж! Побродить по знакомым музеям, попить кофе в маленьких ресторанчиках, поболтать с незнакомыми людьми. Она живо представила себе праздничную атмосферу Парижа, наполненную ароматами круассанов, цветов, легкого флирта.
Эвелина поселилась в маленьком уютном отеле в центре Парижа. Через
окно был виден живописный бульвар. Этот вид что-то ей напомнил. Конечно, это же Писсарро! Как она могла забыть! Все чаще она вспоминала Рудольфа, тонкого ценителя и знатока искусства, глубоко чувствовавшего и понимавшего живопись, долгие беседы с ним. Теперь ей казалось, что годы, проведенные с Рудольфом, были самыми счастливыми в ее жизни. Тогда она чувствовала себя спокойной и защищенной. Жизнь была наполнена прекрасными впечатлениями от живописи, музыки, театра. Как далека она была тогда от выжигающих душу страстей и безумия, именуемых любовью! Как она хотела бы вернуть это время!..
Но слишком поздно, слишком поздно... Она хотела бы что-то исправить, но ни Джонни, ни Виктора, ни Анну, ни других неизвестных ей женщин уже не вернуть. А теперь оказалось, что Мохаммеду она больше не нужна. Впрочем, она никогда не была ему нужна, его интересовали только те проклятые карты. Но так не хотелось верить, что она никогда его не увидит! А деньги, она никогда не ставила их выше человеческих отношений. "Но я же не убийца, не убийца, - бесконечно повторяла Эвелина, - ведь я всего этого не хотела". Как легко, казалось, можно добыть эти карты. Каким изящным виделся ей ход со "сводной сестрой"! Одно ее утешало - Голубев так и не узнал правды, он до последнего вздоха считал ее своей сестрой и искренне любил ее.
* * *
Эвелина вошла в здание банка.
– Проводите меня, пожалуйста, в зал депозитных сейфов, - попросила она молодого
– Конечно, мадам.
– Они спустились по лестнице, миновали несколько дверей и охрану. Одновременным поворотом ключей Эвелина и служащий открыли ячейку. Она подождала, когда ее оставят одну, и вынула черный кожаный кейс. Щелкнула замками. В кейсе лежали аккуратные пачки зеленых купюр. Он был почти полон, не хватало всего нескольких пачек. Эвелина захлопнула кейс. В глаза ей бросилась металлическая табличка, на которой было написано: "John Gershovitch".
Перед глазами проплыла картинка: Джон подходит к ней у монастыря Святой Екатерины, у него такая по-детски счастливая улыбка... Вспомнился свой испуг, когда она узнала о гибели Джонни, его обреченная мудрость, а она тогда верила, что можно что-то изменить... Эвелина понимала, что его смерть была предопределена самим их знакомством, но чувство вины в случившемся было сильнее. Их последняя встреча, холодное расставание... Только сейчас она поняла, как ей близок был Джонни. Уронив голову на кейс, она горько заплакала, поглаживая табличку с его именем.
"Джонни, Джонни, прости меня. Я не знала, что все так закончится", обращалась она к кейсу, как будто это был сам Гершович.
В помещение заглянул клерк:
– Все в порядке, мадам?
– Да-да, я ухожу через минуту, - сказала Эвелина севшим
голосом.
Посмотрев в зеркальце, она быстро вытерла глаза и поправила макияж.
Придя в отель, Эвелина бросила кейс на кровать. Кажется, она перестала
жить в мире с самой собой. Ей казалось, что она раньше и она теперь
две совершенно разные женщины. Прежняя Эвелина всегда знала,
чего хочет, и всегда добивалась этого. Раньше ей было достаточно
любить только себя и заботиться только о себе. Она не знала, что значит
страдать от чувства вины, от неразделенной любви и от одиночества.
Теперешняя Эвелина не могла найти себе места от тоски и тревоги. Казалось,
тяжелый камень давит ей на грудь и не дает дышать. Внезапно она осознала,
что больше не хочет жить. Эвелина огляделась по сторонам, как будто
искала что-то... Достав из сумки упаковку снотворных таблеток, без
которых в последнее время уже не могла обходиться, она высыпала их
на ладонь. Маленькие белые ангелы, которые несут покой... сон...
смерть. Чтобы больше ни о чем не думать! Чтобы больше
ничего не чувствовать!
Эвелина нашла стакан, открыла мини-бар и вытащила из него непочатую бутылку джина. Не разбавляя, она большими глотками запила таблетки. Чистый джин был отвратителен и по вкусу напоминал одеколон. Сдерживая тошноту и головокружение, Эвелина легла на кровать, но тошнота не проходила, а голова закружилась сильнее. Она закрыла глаза и стала ждать спасительного сна. Внезапно, как от толчка, она села.