Магнолии, девушка, солнце…
Шрифт:
Но гость нисколько не напоминал «атлетического красавца ростом выше среднего, всегда аккуратно подстриженного». Это был маленький, сухой человечек с буйно разросшейся седой шевелюрой – она обнаружилась, когда гость снял шляпу.
– Аля?.. – сказал он и протянул Алевтине Климовне букет хризантем.
– Модя?.. – строго произнесла она, забирая цветы.
Они долго стояли друг напротив друга, а Маруся с Виталиком словно завороженные глазели на них – хотя, по правилам хорошего тона, надо было оставить влюбленных наедине.
– Погода просто
– Неужели?.. – с царственным видом пожала плечами Алевтина Климовна, и серебряная цепочка возле ее лица затрепетала. – Ты обещал быть в пятницу, за день до свадьбы. Я ждала тебя и в пятницу, и в субботу. Я ждала тебя все воскресенье. А в понедельник…
– Аля, я тебе все объясню! Мне вот только непонятно, куда ты потом пропала?
– Я уехала к сестре, в Казань. А потом, когда вернулась, поменяла квартиру! Говорят, ты был женат?
– Был, – покаянно вздохнул Модест Фокин и дернул себя за седую прядь. – Хорошая женщина, мир ее праху… Два сына и три внука – Витя, Игорек и Никитка. Никитке год всего.
– А я так и не вышла замуж. И детей у меня тоже нет, – холодно изрекла бывшая невеста. – Но это неважно…
Они замолчали.
Потому что явно не знали, о чем еще можно поговорить. Наконец Алевтина Климовна, нахмурившись, сдержанно спросила:
– Твоя жена отчего умерла?
– Что? А, прости… Сердце. Но она совсем не мучилась!
Виталик вздрогнул и тихонько попятился в свою комнату. Маруся тоже очнулась.
– По телевизору черт-те что показывают… – вздохнула Алевтина Климовна. – Ты какие передачи любишь?
Уже закрывая за собой дверь в свою комнату, Маруся узнала, что Модест Павлович очень уважает передачи про ремонт и садово-огородные работы. Кажется, этот ответ тоже вполне удовлетворил Алевтину.
…Фокин стал являться с визитами каждый день – кажется, бывшая невеста совсем простила его. Он был милым, хорошо воспитанным человеком, очень простым – и тем очень подкупил всех остальных жильцов квартиры.
Маруся как-то призналась Виталику, что ждала от встречи бывших влюбленных нечто большего – слез, признаний, воспоминаний… Чего-то такого живого и яркого!
– Это тебе не кино! – вяло усмехнулся Виталик. – Я, честно говоря, и не надеялся, что они сразу бросятся друг другу в объятия. Так, думал, люди на старости лет найдут хоть какое-то утешение друг в друге…
А потом Модест Павлович сделал предложение Алевтине Климовне. И она приняла его…
Маруся все откладывала и откладывала этот разговор, каждый раз находя все новые предлоги, чтобы не ехать к матери. То ей мешало нездоровье, то плохая погода (весь сентябрь и октябрь в Москве шли сильнейшие дожди), то необходимость сдать какой-то очередной анализ (а было этих анализов и всевозможных тестов – несть числа, словно беременных собирались запускать, по крайней мере, в космос!). То сама Лилия Сергеевна сообщала Марусе, что составляет гороскопы для каких-то важных клиентов
Только в конце ноября Маруся выбралась к матери.
Шел снег, и было холодно, как в середине зимы…
– Ты плохо выглядишь, – печально сказала Лилия Сергеевна, помогая дочери раздеться. – Худая, бледная, синяки вон под глазами… Все не можешь забыть своего Арсения?
– Не могу. Но не в этом дело, мамочка… – Маруся чмокнула ее в щеку. – Специально приехала к тебе, чтобы сообщить – ты скоро станешь бабушкой.
Лилия Сергеевна оцепенела, потом произнесла упавшим голосом:
– Ну здрасте… А муж?
– Мам, если бы я собралась замуж, то обязательно пригласила бы тебя на свадьбу!
– Ну ладно, не муж, а кто-то там… спутник жизни, что ли? Он есть?
– Нет, – тихо ответила Маруся.
– Ну здрасте… – Лилия Сергеевна совсем потерялась, несмотря на свой образ грозной астрологини, предсказательницы судеб – иссиня-черные волосы, волной распущенные по плечам, зловеще-яркий макияж и длинное, до полу, переливающееся антрацитовым блеском платье – судя по всему, новое и дорогое. – Ты что же, матерью-одиночкой решила стать?
– Представь себе – да! – Маруся попыталась улыбнуться.
– Какой кошмар, – Лилия Сергеевна прошла в комнату, одновременно выполняющую функцию кабинета, в котором она принимала клиентов, – кстати, здесь тоже произошли кое-какие перемены и комната стала более выразительной, театральной. Новый диван, обитый черным бархатом, тяжелые черные гардины, не пропускавшие ни единого лучика света, картины мистического содержания, карты звездного неба, подсвечники – явно антикварные, огромный плоский ноутбук на полированном столе…
– Красота! – поразилась Маруся. – Но ты мне ничего не говорила…
– Ты мне тоже ничего не говорила, – перебила ее Лилия Сергеевна и нервно зевнула в сторону. – Ладно, присаживайся. Расскажи, как жить собираешься…
– Как и раньше, – Маруся осторожно присела на диван, машинально погладила ладонями нежную бархатную обивку.
– Как раньше – уже не получится, – печально произнесла мать.
– Твои звезды говорили о подобном повороте судьбы?
– Ах, обойдемся без иронии… – Лилия Сергеевна едва не заплакала. – Что теперь со мной будет?
– Как – что? – удивилась Маруся.
– Но ребенок… Ведь придется помогать тебе! Я даже не про деньги сейчас, а про те хлопоты, которые сваливаются на плечи молодой мамочки… Ты в курсе, что одной даже просто выкупать ребенка очень трудно?
– Мам…
– Нет, погоди, а кто за продуктами сходит, кто еду приготовит? Ты думаешь с новорожденным младенцем можно и по магазинам бегать, и у плиты стоять? Физически невозможно! – с отчаянием воскликнула Лилия Сергеевна.
– Мам…
– А как жить в коммуналке? – не слыша ее, застонала мать. – Ты представляешь эту жизнь?.. Мне придется взять тебя к себе, забросить все свои дела, забросить клиентов, любимое дело и полностью погрузиться в быт!