Магнолия

Шатилов Валентин

Доктор достал из кармана новый кусочек бинта, еще промокнул подбородок.

«Да. Привез я первую партию в госпиталь, а там командовал подполковник Китаенко. Эх, человек был! Он сразу понял, что тут дело пахнет керосином, и дал распоряжение складировать вас в лесной санаторий „Голубое озеро“. Профсоюзный санаторий. Я так и не понял – он только что после ремонта был, что ли? Приезжаю – санаторий пустой, оборудования особого нет – так, кровати, столы, стулья – где что. Но тихо. От стрельбы, от города далековато. Стали мы стаскивать вас туда. Не всех, правда, довезли. В одну машину по дороге попал снаряд – Юрку тогда зацепило. И ваших двоих убило наповал. Юрку я отправил в госпиталь. Так наши с ним пути на некоторое время и разошлись. На его счастье. Эх, ему бы и вчера куда-нибудь в стационар лечь, да кто ж знал… Ну, а я оставшихся перевез, явился к Китаенко – а его уже нет.

Светлой памяти человек был. С улицы автоматная очередь по окнам – и нет человека. Зато есть три особиста. По мою душу».

– Кто-кто есть? – не поняла Магнолия.

«Особисты. Люди такие, девочка. Тоже ведь люди. Лихие, знаешь ли, ребята! И война им нипочем, и то, что вокруг умирают. Захватили там, на какой-то конспиративной квартире мятежной, старую бабку в момент, когда она архивы жгла. Так архивы сгорели, а они ее вместо архива решили использовать. Прижали к стенке – выкладывай все, а то пристрелим. Ну, бабка с перепугу и давай сыпать фамилиями. Да то ли специально, то ли от излишнего волнения, но фамилии многие так переврала, что не только я пострадал. Со мною в камере такие люди оказались – о-о! Ну, а пока я по камерам да по допросам сшивался – про вас, дорогие мои, все и забыли. Людей, что я привлек, разогнали по огневым точкам, кто-то полег, другие сочли, что начальству виднее. В общем, лежать бы вам в том „Голубом озере“ незнамо сколько, если б не Юрка. Вы ему так в душу запали, что лишь только он в себя немного пришел, начал всех расспрашивать: а где, мол, такие – голышом в ваннах лежали? В палате решили, что бредит мальчонка. Недолечился. Ну, а он смотрит – никто кругом ничего не знает. Вспомнил, что дело-то вроде секретное – примолк. А как оклемался более-менее – своим ходом в „Голубое озеро“ подался. Подходит – вроде тихо, совсем нежилое место. Заглянул – а там все палаты полны античных статуй. Он не может понять, что случилось. Решил – я убит. Кинулся по начальству. Достучался в какую-то высокую дверь. Оперативники – бойкие ребята – по его наводке переворотили каждый клочок бумаги в той самой покинутой лаборатории, всплыла фамилия Горищук. Вывели его из подвалов, где все мятежники ожидали своей участи. Он отпираться не стал. Вас инициировал, а сам улизнул на тот свет».

– Доктор! – возмущенно вскинулась Магнолия. Ну зачем, зачем он так про этого человека?!

– Ну прости, прости, – махнул ладошкой Доктор, – больше не буду.

"Да. Вот тут и на мою грешную персону внимание обратили. Я-то им все время о вас толковал, но эти мои слова отбрасывались, как не относящиеся к делу. Следователей ведь интересовало, как я этот путч организовывал. И не я ли, случайно, организовывал и все предыдущие… А вовсе не то, как я кого-то куда-то перевозил в разгар путча. Короче, меня тоже извлекли. Быстренько разобрались в путанице с фамилиями – и оставили при ваших сиятельствах. Сиятельства ваши, правда, к тому времени вид имели довольно неказистый. Какие-то исхудавшие, облезлые – в ваннах вы краше были. Вполне совершеннолетними выглядели – этакими красавцами и красавицами в самом соку. А тут вдруг – гляжу: как дети. Как подростки – голенастые, нескладные. Больничная обстановка, что ли, повлияла так на вас? А может, это как у всех нормальных младенцев – после появления на свет они довольно ощутимо в весе теряют… Для вас ведь инициация – это было что-то вроде родов. Вас вояки, кстати, и решили приучать с рождения к себе.

Зверушки вы мои. Программу для вас разработали. А то! Под ваше расселение целые дачные поселки освобождались. А вас там – где по двое, где по трое… Воспитателей, правда, мне доверили подобрать. А остальное – все в руках вояк, все делалось только через солдатиков…"

5

Магнолия невольно оглянулась в сторону стеллажа. Все-таки они бедные, эти солдаты… Представить только – лежишь без дыхания, в клинической смерти – и то мороз по коже продирает. Как же Виктор бросил их в таком состоянии?..

– Я, Доктор, вот что хочу понять… – начала Магнолия и осеклась.

Доктор лежал перед ней, спиной привалившись к куче книг, голова его была запрокинута, как у спящего, рот приоткрыт – но глаза распахнуты.

– Доктор, миленький, не надо… – ужасаясь, попросила она.

Доктор не слышал. Она попробовала потрясти его за плечо. Раздался треск, разряд стукнул руку – и Доктор очнулся.

Очумело потер глаза, выпрямился, спросил:

– Что случилось, девочка моя, что произошло?

– Я, кажется, тебя… заступорила, – промямлила Магнолия. Доктор хмыкнул.

– И зачем, девонька? Кстати, надолго ли? Чего мне теперь от себя ждать? Скорой

деменции, ретроградной амнезии – чего, радость моя? – Доктор проговаривал свои мысли вслух, и Магнолии приходилось дважды выслушивать каждое его слово.

– Я не знаю… – сказала она, совсем запуганная незнакомыми медицинскими терминами, – я не хотела… Я только подумала: как трудно бездыханным лежать и… ой!!

Доктор медленно, как тряпичная кукла, повалился навзничь.

После секундной беспомощности она сообразила подхватить его под плечи. И хотя не удержала – стукнувший по рукам разряд заставил разжать пальцы – но Доктор ожил… Вскочил, неловко опираясь ладонями о расползающиеся книги, с некоторой натугой раздышался, яростно потер переносицу щепотью и удивленно спросил:

– Ты что же это творишь, девонька-подруженька?

– Не знаю я… – чуть не плача, воскликнула Магнолия. – Я только…

– Сто-оп! – рявкнул Доктор. И добавил чуть тише: – Вот объяснять – не надо. А то ты только начинаешь свои объяснения – так мне сразу конец приходит. Лучше вот что скажи, чтобы вывести из этого состояния – ну, рассту-порить, – ты прикасаешься рукой?

– Да, – поспешно кивнула Магнолия.

– Ну так мы вот что сделаем. Держи руку, – он протянул Магнолии свою пухлую ладошку, как для рукопожатия. – Крепче держи. И не отпускай. А теперь можешь начинать рассказывать.

– Что рассказывать? – оторопело глядя на их черно-белое рукопожатие, спросила Магнолия. И неуверенно подергала руку к себе.

– Нет уж, – Доктор не выпустил ее руку и даже придержал локоть. – Ты это… давай пока что так постоим. Я попробую тебя как громоотвод использовать.

– Чего-чего? – переспросила Магнолия.

– А того. Очень уж это как-то неорганизованно у тебя получается. Собралась вроде рассказывать, а вместо этого – единственного слушателя ступоришь. Виктор, конечно, пацан жестокий, но он хотя бы свое дело знал. Меня во время беседы, во всяком случае, не вырубал вот так – ни с того ни с сего. Так что давай-ка примем хоть какие-то меры безопасности. Оно, может, правда, и без толку будет… Ну-ну-ну, девочка, это еще что такое?

Магнолия отвернулась, ссутулившись, прикрыв свободной рукой глаза. Губы предательски дрожали.

– Ничего, – буркнула она, отворачиваясь еще больше, поспешно растирая по щекам теплые потеки. Ей не хотелось обижать Доктора, но она чувствовала себя такой беспросветно-беспомощной и неумелой, что только и оставалось – расплакаться. Жуткой завистью завидовала она Доктору – мог спокойно, достойно разговаривать, еще и ее успокаивал. И это стоя на краю клинической смерти. Какую это волю надо иметь. А она – ни богу свечка, ни черту кочерга. Гонялись военные за ней, под замок посадили, обманула она их, выбралась – а зачем? Чтоб попасть в Викторову организацию – людей запугивать – простых, обычных, таких, как Доктор? И всякий от нее хочет чего-то, всякий делает на нее ставку – а она не знает даже, что в следующую секунду натворить может… Да ей бы сначала от себя самой защититься! Спрятаться бы… Да куда ж от себя, от дурехи такой, спрячешься?..

… Она давилась слезами и говорила, рассказывала о своих мытарствах – а Доктор слушал и молчал.

«А чего я, собственно, жду от него? – спохватилась наконец Магнолия. – Он хороший человек, добрый – но что он может?» И запнулась. И смолкла.

А Доктор медленно погладил ее черную, как горелая головешка, руку («И как он испачкаться не боится?» – мелькнуло у Магнолии). Горестно вздохнул и сказал:

– Бедная моя девочка…

Помолчал. Продолжил мысленно:

«Ничего. Прорвемся. Тебе, конечно, тяжелей. Я-то всего лишь меж двух огней оказался. Между двумя организациями попался, затеявшими свару: между вашей, суперовской, и военной машиной. А ты, похоже, со своей физиологией – меж многих огней… Значит, появление у себя новых свойств ты контролировать никак не можешь? А знаешь, детка, у меня создалось впечатление, что свойств этих у тебя побольше будет, чем у Виктора и его компании. Они, я так понял, могут в основном три вещи: мгновенно перемещаться в пространстве, принимать каким-то неведомым образом облик других и, третье – воздействовать чем-то – неким полем, что ли – и затормаживать жизнедеятельность обычных людей почти до уровня клинической смерти. Для боевой единицы и этого более чем достаточно. Но ты явно выходишь за эти пределы. Может, и правда – ты, как Виктор выразился, недоделок? Но только не в том смысле, как он это понимает. Не недоделок очередной боевой единицы, а недоделок чего-то нового? Существа более высокого порядка? А, девонька? Кто теперь скажет – что у вашего создателя на уме было? Ты ведь, кажется, не подчиняешься командам пресловутого всемогущего Пульта? Я правильно понял?»