Магония

Хэдли Мария Дахвана

Поднимаю взгляд от экрана:

– Так эти магонийцы – расхитители полей?

Джейсон лучится самодовольством.

– Меня круги на полях не волнуют, но, как понимаешь, всяких уфологов – очень даже. Уже добралась до Жерве де Тильбюри?

Нет. Я прокручиваю километры ирландской истории. О якорях, сброшенных с воздушных кораблей.

– Я пока в «Анналах Ольстера», – говорю и вздыхаю, потому что одной ссылкой Джейсон явно не ограничится. Он даже эсэмэски присылает со сносками.

– Жерве рассказывает, как в один прекрасный день целая

толпа народу вышла из церкви и увидела торчащий из облаков якорь, что застрял в каменной арке. А в следующий миг по верёвке с небес спустился матрос, дабы его отцепить. Ну разве не офигенно?

Гуглю.

– Это когда было?

– В двенадцатом веке. Прихожане обрубили верёвку и спёрли якорь. Теперь он часть церковной двери.

– Сказки это всё. – Внезапно в голову приходит: – А что, по его словам, стало с матросом?

Джейсон смотрит на меня:

– Матрос утонул.

Наши взгляды встречаются.

– В воздухе. Он утонул в воздухе. Так что давай, расскажи мне ещё об «уходе от темы». Это ведь не ты уже шестнадцать лет тонешь в воздухе.

Меня знобит. Есть что-то ошарашивающее в этой истории с якорем.

– Вообще-то, я уверена, что за окном в классе мистера Гримма видела вертолёт.

– Ну да. Потому и психанула. С вертолётами ты прежде не сталкивалась, конечно, и медики не увозили тебя на одном из них с экскурсии в пятом классе, потому что ты вдруг перестала дышать на поддельном тематическом сафари.

Я закатываю глаза.

– Есть многое на свете, друг Горацио, – говорит Джейсон Кервин, зарабатывая медаль за банальность.

– «Гамлет»? Серьёзно? Я не Горацио. Это побочный эффект от лекарств. Перо в лёгких. Ранняя смерть.

– «Гамлет» собрал в себе всё о галлюцинациях, срывах и ранней смерти. Не в смысле, что ты умираешь. Потому что ничего подобного.

Он разворачивается и начинает двигать венчиком ещё интенсивней.

Теперь я даже ворчливее, чем обычно. И чувствую себя неуверенно, как собака, которая хочет встряхнуться от воды. А кожа – будто утягивающее бельё. На самом деле я без понятия, каково носить утягивающее бельё, но у мамы такое есть, и, по её словам, это пыточный инструмент, созданный специально, чтобы помешать циркуляции крови в женском теле. Моя кожа? Именно так сейчас и ощущается.

– Я не догнала, – наконец говорю, какое-то время покусав себе щёки изнутри. Не совсем понимаю, чем я так расстроена, но слабость и головокружение откуда-то взялись. – Хочешь сказать, ты считаешь, что у меня были галлюцинации? – Джейсон молча меня разглядывает. – Или утверждаешь, – бормочу на пробу, – что небесный корабль из этой… этой страны Магонии и вправду меня искал?

– Я утверждаю, что ты, должно быть, где-то что-то об этом прочла, оно засело в твоей голове и теперь дало о себе знать. Ты увидела, как собираются тучи, а мозг заполнил пробелы. – Джейсон на секунду замолкает. – Корабль в небе – не худшая из возможных галлюцинаций. Тебе, к примеру, могло показаться, что всё вокруг объято огнём. С некоторыми людьми

такое происходит. Под действием лекарств.

– Умоляю, расскажи мне ещё о побочке от лекарств. Я же об этом нифига не знаю.

Джейсону совсем не стыдно. Он мне не верит. Я сама себе не верю. Почему мне хочется, чтобы это не было галлюцинацией? Глюки – это не так уж страшно. Всяко лучше, чем корабли в небе, откуда выкрикивают твоё имя.

– Порой людям мерещится кое-что похуже, – продолжает Джейсон. – А ты… тебе что привиделось? Похоже на диснеевский фильм. Некий гибрид «Питера Пена» и «Инопланетянина».

Как-то не радует версия, что мне являются детские галлюцинации.

– Значит, по-твоему, это мой мозг спёкся? Ладно. Проехали. – И вдруг добавляю кое-что подлое: – Кто бы говорил о спёкшихся мозгах.

– Я, – отвечает Джейсон, и я тут же чувствую себя последней дрянью. – Я знаю, как ведёт себя повреждённый мозг.

– Как ты вообще откопал эту Магонию? – Не голос, а скулёж какой-то. – Вряд ли стал читать «Анналы Ольстера» для забавы.

– Помнишь, я строил летающую тарелку? Магония – ранняя версия всяких энлэошных историй.

– Твои мамы возненавидели бы эту тарелку.

Мама Джейсона, Ева, – биолог. В прошлом – экотеррорист. Хотя она бы сказала «анти-экотеррорист», потому как террористами считает тех, кто не задумывается об ущербе, который они наносят окружающей среде. Но несмотря на это, именно она как-то приковала себя цепью к деревьям, а ещё как минимум один раз была арестована за нанесение тяжких повреждений бульдозеру гаечным ключом. Глядя на Еву, такое сложно представить. Она выглядит как мама. Полагаю, так это и работает.

Сейчас она пишет научные статьи о сельском хозяйстве и о том, как мы уничтожаем мир, строя экономику на покупке еды. Результатом эссе Евы о безответственном выращивании бананов стало то, что теперь я бананы не ем.

– Тарелку я бы сделал из переработанных отходов. Мамы бы не возражали. Попробуй.

Эклер полон горячего воздуха и обжигает язык. Я таращу на Джейсона глаза сильнее, чем мне бы хотелось. Он собой доволен.

– Ага, – говорит. – Об НЛО я знаю практически всё. – Затем замолкает, но в конце концов решает надо мной сжалиться: – К тому же, после того, как ты вчера взбесилась на уроке мистера Гримма, матюкаясь на корабли в небе, я загуглил «корабли в небе».

Я снова не сдерживаю ругань. На сей раз в адрес Джейсона. От облегчения.

– Простейший поиск. В телефоне. Ты бы и сама это сделала, кабы не затуманенное, кавычки открываются, побочными эффектами, кавычки закрываются, сознание. Ты, как правило, не сочиняешь из ниоткуда, Аз. И я склонен тебе верить, если ты говоришь, что видела корабль, плывущий по облакам. – Он отводит взгляд. – Так что, да. Думаю, ты видела… что-то.

На меня с новой силой накатывает облегчение. И ещё что-то – подозреваю, благодарность.

– Ты его не видел, да? – спрашиваю на всякий случай. – Никаких парусов? Мачт? Не слышал голосов?