Магония
Шрифт:
– Но куда мы летим? – спрашиваю я снова.
– Твоя обязанность – смотреть, а не говорить, – презрительно выпаливает Дэй.
На мгновение я не понимаю, на что должна смотреть. Затем один из магонийцев заводит песню со своим кэнвром, управляя механическим краном.
Ещё одна песня зажигает огонь в маленькой миске, где теперь лежит жареное зерно. Магониец разделяет его с птицей.
«Выпусти меня, – воет Милект в моей груди. Я чувствую его недовольный трепет и биение в лёгком. –
У меня нет времени на жалующуюся птицу, но я не против зажигать огонь голосом.
– Мне его выпустить?
Дэй хмыкает:
– Нет. Но ты захочешь. Он будет царапаться.
Милект цепляется маленькими лапками за моё лёгкое.
От этой мысли мне плохеет, и я сглатываю комок в горле.
– Откуда в небесах города? – спрашиваю я Дэя, пытаясь отвлечься от царапанья Милекта. – На чём они летают?
Дэй вздыхает:
– Так ты знаешь всё о поднебесье? Почему небеса голубые, и как помещения освещаются в темноте? Разве подводники в курсе, как их самолеты двигаются по небу? Расскажешь, как они летают?
Меня одновременно завораживают и злят его простые вопросы. Да, я знаю всё это. Возможно, у нас есть, что сказать друг другу. Похоже, между нами будет дуэль.
«Я расскажу, как летают самолеты, если покажешь, что знаешь об этом месте».
Я только открываю рот, чтобы сказать это, как Дэй фыркает и начинает смеяться:
– Я могу говорить сотню лет, Аза Рэй Квел, и не расскажу всего о Магонии. Было время, когда мы общались с подводниками. Тогда даже худшие из наших городов, где все голодали, считались раем для людей снизу. Мы были ангелами, а иногда и богами. Ты прежде скребла палубу? – спрашивает он после паузы.
– У моего дома не так уж много лодок, так как там, понимаешь ли, нет океана. И я болела. Так что… никакой уборки.
Дэй протягивает мне швабру и ведро. Я хочу их взять, но он выдает ноту, и я слышу, как птица в его груди присоединяется к мелодии.
Швабра поднимается и разворачивается, отскребая палубу.
Дэй замолкает – швабра падает на пол и застывает.
– Пой, пока палуба не станет чистой.
Я смотрю в ведро. В мыльной пене плавает щётка. Гм.
– Перестань тратить моё время. Прошлой ночью я запустил в небо сверхновые звёзды. Наверное, уж ты в состоянии управиться со шваброй.
Милект оживляется и перебирает лапками в моей груди. Он готов, а я в растерянности.
– Я не… я не могу просто петь, – говорю я Дэю. Почему он не понимает? Прежде у меня не хватало воздуха на разговоры, не то что песни.
– И ты явно не собираешься учиться. Так что можешь скрести как подводники, пока не передумаешь.
Я вздыхаю. Вопрос времени, когда меня отправят драить туалеты. Мне, наверное, повезло, что пока только палубы, так что я засучиваю рукава и встаю на колени. В груди Милект кричит:
«Отпусти меня! Я пою, а не убираю».
– Ну так пой, –
Я работаю, но не так просто мыть, когда вокруг происходят чудеса, как само собой разумеющееся.
На моих глазах палубный матрос-ростре раскрывает зелёные крылья и взлетает с сетью, сделанной из очень прочной паутины. Он выбрасывает её в небо и наполняет мотыльками, которых потом скармливает голодному мышепарусу.
Ещё один магониец песней разворачивает другой парус, и тот вздрагивает, как животное, отряхивающееся после купания.
Команда ростре практикует трюки с верёвками, бросает лассо и запутывает канаты – и всё это с безумной грацией.
«А на что они тут набрасывают лассо?» – недоумеваю я, но догадок нет.
Солнце светит надо мной, но рядом с кораблём плывёт стая шквалокитов, которые испускают легкий дождик. Я смотрю на них краем глаза, отдраивая палубу. Детёныши играют вместе, держась поблизости от матерей. Малыши тоже поют несложные длинные поразительные мелодии, в основном сделанные из счастья.
«Солнце. Солнце. Яркое. Пей свет», – поют они.
Из материнской дыхалки вырывается ливень с ураганом. Её детеныши носятся туда-сюда, плавая через фонтан, как дети в разбрызгивателе.
У них есть матери, которым они доверяют, и понятное им небо.
Я им завидую.
Глава 13
{Джейсон}
Записи контроля воздушных перевозок. Склонившись над столом, я взламываю серьёзные системы, хотя и мог бы просто слушать разговоры диспетчеров, надеясь найти что-то среди шумов. Так, как люди многие годы искали гигантского кальмара: то есть сунуть туда микрофон и надеяться.
Но, к счастью, исследование идёт всё лучше и лучше.
Так что я использую приложение (официально несанкционированное и не моё), чтобы искать по ключевому слову всё, что говорилось по каналам контроля воздушных перевозок в городских и сельских аэропортах за последние три недели.
Кэрол возникает у двери в мою спальню и смотрит на меня с порога целых три минуты, пока я проглядываю данные.
Мамы стараются следовать социальным нормам, но прикончат меня, если я брошу их ради той, кого они считают призраком. Так что я говорю:
– Привет.
– Парень, тебе надо ходить в школу.
– Я и хожу.
Я не лгу. Время от времени я хожу пишу контрольные. У меня всё ещё освобождение по причине траура. И на всякий случай есть запас справок от врача: в общей сложности пара недель до того, как начну прогуливать всерьёз. Всё равно люди, скорее всего, чувствуют облегчение, что не видят меня.
– Тебе надо ходить в школу.
– У меня независимое исследование.
Кэрол закатывает глаза.
– Независимое исследование по истории человеческих изобретений, – поясняю я маме. – Мы можем летать благодаря людям, которые не ходили в среднюю школу.