Махатма Ганди
Шрифт:
Полунагота. Она объединяла его с народом, с теми, у кого не было ничего. Своим телом он зримо, непосредственно примыкал к страданиям других, равно как и своими повторяющимися постами, которые дважды чуть не уморили его. Благодаря отсутствию признаков богатства на своем теле он становился таким же бедняком, как они, его нельзя было отличить от нищего, поскольку у него ничего не было. Применять в собственной жизни принципы, которым он учил: «верить и делать». Одно переходит в другое. Любить и разделять — это тоже сопряженные понятия. Переживать всем своим телом (а это единственный способ полностью проникнуться идеей), чувствовать своей плотью положение отверженных. Народ не ошибся, разглядев в его наготе выражение любви и доверия. Тагор смирился: «Махатма Ганди появился на пороге миллионов обездоленных в Индии, одетый, как они, говоря на их собственном языке… Кто еще так же безраздельно принимал огромные массы индийского народа, как собственную плоть и кровь!..Как только в двери Индии
Пока народ вместе с Ганди восходил к вершинам любви, как реагировало британское правительство?
Поначалу оно притворялось глухим, полагая, что столь абсурдный план, как несотрудничество, рухнет сам собой. В апреле 1921 года лорд Рединг сменил лорда Челмсфорда на посту вице-короля. В сентябре братьев Али арестовали за разложение индийских войск. Тотчас был подписан манифест, призывающий каждого солдата или гражданского, работавшего на правительство, отказаться от своей должности.
Столкнувшись с мятежом, Великобритания пустила в ход мощный аргумент: послала в Индию принца Уэльского [178] . Вот тогда-то движение и показало всю свою мощь. Принца и его кортеж проигнорировали точно так же, как бойкотируемые английские товары: 17 ноября 1921 года состоялся массовый хартал, Бомбей словно вымер, принца и его свиту никто не встречал; протест ударил по символу королевской власти. Были даже беспорядки (58 погибших, 381 раненых). Увидев это, Ганди, который в тот день жег английский хлопок, решил голодать, пока беспорядки не прекратятся. Пять дней. Страсти улеглись.
178
Титулом принца Уэльского до 1921 года обладал Эдуард VIII (1894–1972) — король Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии, император Индии на протяжении десяти месяцев: с 20 января по 11 декабря 1936 года; не был коронован. Отрекся от престола, чтобы вступить в брак с разведенной Уоллис Симпсон, на что правительство Великобритании не давало согласия. При этом заявил: «Я нашел невозможным… исполнять обязанности короля без помощи и поддержки женщины, которую я люблю». Вскоре по отречении, 8 марта 1937 года, получил титул герцога Виндзорского. Известен своими личными контактами с нацистской Германией, имевшими место после отречения. В 1940–1945 годах был губернатором Багамских островов, после войны жил во Франции.
Правительство решило применить репрессии. В декабре 1921-го — январе 1922 года около тридцати тысяч человек были брошены в тюрьмы, каждый день — в тюрьме и вне ее — индийцев наказывали кнутом. Ответ правительства был «суровым, диким, примитивным, жестоким», как выразился Ганди. Прессе зажали рот, собрания запретили. Однако националисты не унимались, требуя новых действий, со всех сторон осаждая Ганди, которого конгресс наделил в декабре 1921 года всей полнотой полномочий.
Тогда тот предложил начать массовую акцию гражданского неповиновения (которая была бы большой политической встряской), но в одном отдельно взятом регионе, а не в общенациональном масштабе: в районе Бардоли, в окрестностях города Сурат в штате Гуджарат. 1 февраля 1922 года, как обычно, Ганди учтиво поставил вице-короля в известность о своих планах. Нужно сделать выбор между «массовой акцией гражданского неповиновения и незаконными репрессиями против законных действий народа». На этот ультиматум было отвечено, что на самом деле выбор между отсутствием законов, с соответствующими последствиями, и «соблюдением принципов, лежащих в основе любого цивилизованного правления».
Бардоли: конечно, всего один регион, но зато дисциплинированный, полный решимости и ненасильственный. Но 5 февраля в Чаури-Чаура, небольшом городке за 1300 километров от Бардоли, разбушевавшаяся толпа разорвала на клочки и сожгла живьем полицейских, стрелявших по процессии после некоего инцидента, когда у них уже не было оружия. Известие об этом зверстве настолько потрясло Ганди, что он решил приостановить кампанию в Бардоли. И снова его послушали. Очередное доказательство необычайного морального авторитета, который он приобрел.
Но что сказать о членах конгресса? Эта внезапная остановка, когда они уже собирались укрепить свои позиции и продвинуться на всех фронтах, как сказал молодой Неру, сидевший тогда в тюрьме, привела их в ярость и замешательство. Правительство могло само спровоцировать эти беспорядки, чтобы доказать неэффективность сатьяграхи. Неужели мы остановимся на полпути из-за вспышек насилия на окраинах? Неужели какая-то «глухая деревня и группка возбужденных крестьян» положат конец борьбе за свободу целой нации? Неужели все эти жертвы принесены зря? А тюрьмы, где до сих пор прозябают сотни сатьяграхов? К чему эти огромные усилия, если мы готовы всё бросить, рискуя отвратить от себя самые преданные войска? Что такое Индийский национальный конгресс: политический институт или место для душевных терзаний? После
16 февраля 1922 года в «Янг Индия» появилась статья, которую Ромен Роллан, перепечатавший большую ее часть в написанной им биографии Ганди, называет публичным покаянием. «Лучше тысячу раз показаться отступником от истины в глазах света, чем поступиться собственной правдой», — писал Ганди. Он публично наложил сам на себя пятидневный пост. «Я должен подвергнуться личному очищению. Я должен быть в состоянии лучше улавливать малейшие перемены в окружающей атмосфере». Роллан, восхищающийся «таинственной силой этой души, вбирающей содрогания своего народа», видит в этом поступок исключительной нравственной силы, хотя и политически обескураживающий. Ганди не замалчивал этого последнего момента, формулируя проблему в религиозном ключе: «Радикальное изменение наступательной программы, возможно, глупо в политическом плане, но нет никаких сомнений, что это мудро в религиозном плане». Вечно два плана. Он старается реалистичным образом описать опасности, которыми чревато продолжение действия в неблагоприятных обстоятельствах. Сотрясаемая вспышками насилия, Индия еще не готова. Религиозный порядок на самом деле согласуется с политической мудростью. В каждом событии есть высшее значение, примиряющее между собой разные аспекты (те, кто обвиняет его в двуличии, лучше бы поразмыслили над этой статьей, показывающей, как работает его ум). В своих выводах он опирается на принцип, хорошо знакомый индийцам: «Хотим мы того или нет, этот инцидент доказывает единство всякой жизни». Единство Существа, стоящего над раздорами и расколом. Ибо когда последуют репрессии, отрицательные последствия вступят в цепную реакцию, одни будут расплачиваться за других. Приостановка акции и покаяние разорвут эту цепочку в моральном отношении: они «перенесут нас на то место, где мы были до трагедии».
«Если бы мы не остановились, — писал Ганди Неру, — уверяю вас, мы вели бы не ненасильственную борьбу, а по большей части насильственную». Позже Неру признал: «Почти не вызывает сомнений, что, если бы движение тогда продолжилось, вспышки насилия возникали бы все чаще. Правительство топило бы их в крови, наступило бы царство террора…» Чаури-Чаура стала последней каплей. Ганди почувствовал подземные толчки. «Благодаря долгой и тесной связи с массами он словно приобрел (как это часто бывает с великими народными вождями) шестое чувство; он чувствовалмассы, угадывал их поступки, их возможности. Повинуясь своему инстинкту, он соответствующим образом менял свои поступки, а потом пытался облечь свое решение в покровы логики для ошеломленных и разъяренных коллег». Сомнения, внутренние муки. Чарлз Эндрюс, большой друг Ганди, повидавший его после волнений в Бомбее, рассказывает, что тот был «растерянный и осунувшийся, словно вышел из долины теней» [179] .
179
См.: Nehru J. Toward Freedom: The Autobiography of Jawaharlal Nehru.
В своей биографии Ганди Роллан приводит длинную цитату из декларации 2 марта 1922 года, когда Ганди остро переживал свой разлад со страной. «Каждый раз, когда народ будет совершать оплошности, я буду в них каяться. Единственный тиран, которого я признаю в этом мире, — “тонкий неслышный голос” внутри нас. И даже если мне придется остаться в меньшинстве, сведенном к одному человеку, мне достанет мужества остаться в этом отчаянном меньшинстве». Ненасилие лежало на поверхности. «Правительство разжигает насилие своими неразумными поступками. Можно подумать, что оно стремится к тому, чтобы вся страна погрязла в убийствах, пожарах и грабежах, чтобы утверждать, что лишь оно способно с ними сладить». Индия стоит на краю взрыва и хаоса; один лишь страх удерживал толпу, но при малейшей возможности жажда мести вырвется на свободу. «Может ли намеренное ненасилие родиться из вынужденного ненасилия слабых? Не затеял ли я пустое дело?.. А вдруг, когда разразится ярость, никто не уцелеет? Если каждый поднимет руку на своего ближнего, к чему тогда мне будет поститься до самой смерти после такого несчастья? Если вы неспособны на ненасилие, открыто примите насилие! Но только не лицемерьте!»
Вскоре Ганди арестуют. «Это была ночь в Гефсиманском саду», — пишет Роллан, продолжая развернутое сравнение с Христом. «Кто знает, не воспринял ли он это в глубине души как избавление?» В своем ашраме, среди учеников, Ганди ждал. Он предвидел арест. Вскоре после молитвы явилась полиция. «Махатма предал себя в их руки».
18 марта в суде Ахмадабада открылся «большой процесс», как его обычно называют. Судья и подсудимый состязались друг перед другом в рыцарской учтивости. Ганди в очередной раз признал себя виновным по всем статьям. Вероятно, это один из самых известных эпизодов в жизни Махатмы, и слова, произнесенные им по такому случаю, объяснение «перемены настроения», когда он из лоялиста превратился в бунтаря, помнят все (в фильме Ричарда Аттенборо «Ганди» эта сцена занимает значительное место).