Махатма Ганди
Шрифт:
К тому же в 1943 году в Бенгалии свирепствовал самый страшный голод за последнее столетие, поскольку реквизиция средств передвижения в пользу армии дезорганизовала распределение зерна: полтора миллиона смертей. Однако британские чиновники были по-прежнему уверены в своей правоте, неизменно вежливы и хорошо воспитаны, привержены букве закона. Стоит лишь почитать формальные и элегантные письма, адресованные лордом Линлитгоу Ганди, сидевшему в тюрьме. Так и представляешь себе это высшее руководство, заботящееся о поддержании ритуалов и дисциплины — единственных ценностей, сохранившихся в разваливающемся мире. «Словно фигурки в театре теней, они продолжали действовать, как в прошлом, стараясь произвести на нас впечатление сложным имперским протоколом, придворными церемониями, своим дурбаром и инвеститурами, своими парадами, ужинами и вечерними платьями, своими помпезными заявлениями» [272] . В Англии же царили напряженность и тревога, связанные с войной.
272
См.: Неру Дж. Открытие Индии.
Тем временем Махатма, сидя в тюрьме, возмущался тем, что официальная пропаганда приписывает волну насилия в Индии заговору руководителей конгресса (которые
С точки зрения Линлитгоу, события 1942 года окончились победой. Сам Неру признавался: «Индия проиграла в последнем поединке, когда важны были только сила и власть». Однако, как и две первые большие кампании — в 1920–1922 и 1930–1934 годах, — движение «Свободная Индия» дало мощный толчок, ускоривший уход англичан. Они оказались в ложном положении. Изнуренная военными усилиями, деморализованная беспощадной борьбой, которую Ганди и его товарищи вели 30 лет, к тому же обремененная долгом в 300 миллионов фунтов стерлингов перед Индией, Англия не могла торговаться с позиции силы. А тут и Черчилля, который, может быть, и продолжал бы борьбу, сняли с поста премьера: после выборов 1945 года к власти пришли Эттли и лейбористы. Война изменила карту мира и расстановку сил, но также и настроения. Колониальная эпоха отошла в прошлое. Новый вице-король лорд Уэйвелл [273] получил задание быстро осуществить переход к автономии.
273
Арчибалд Персивал Уэйвелл(1883–1950) — британский фельдмаршал (1943), граф (1947). Участник Первой мировой войны, в 1916–1917 годах — британский военный атташе при штабе русской Кавказской армии. С июля 1939 года возглавлял командование британских вооруженных сил на Ближнем Востоке. В начале Второй мировой войны руководимые им войска одержали победы над итальянскими войсками в Киренаике (декабрь 1940-го — февраль 1941 года) и Восточной Африке (январь — май 1941 года), но затем потерпели поражения в Греции, на острове Крит и в Ливии, после чего был отозван и назначен командующим британскими войсками в Индии. В январе — марте 1942 года — главнокомандующий союзными вооруженными силами в Юго-Восточной Азии, с марта 1942 года — союзными силами в Индии и Бирме. С июня 1943 года по февраль 1947 года — вице-король Индии.
Вскоре после заключения в тюрьму Ганди потерял своего неразлучного помощника, «сына, секретаря и возлюбленного» в одном лице — Махадева Десая, который многие годы (он примкнул к Ганди в 1917 году, сдав экзамены на юридическом факультете) ежедневно разбирал обильную почту, принимал званых гостей и избавлялся от непрошеных, аккуратно вел счета, часами изучал карты и планы местности, чтобы организовывать нескончаемые поездки Ганди, пересказывал разговоры, передавал суть речей, редактировал статьи — порой при свете свечи, в вагоне третьего класса, когда нужно было быстро отправить текст. Он умер внезапно, наверное, от истощения, но еще и от страха, что Ганди заморит себя в тюрьме голодом до смерти. Вскоре после того, 22 февраля 1944 года, верная Кастурбай, тоже брошенная в тюрьму, скончалась, положив голову на колени Ганди. «Я ухожу, — сказала она ему. — Не плачьте обо мне, я обрела покой». «Мы были необычной парой», — написал Ганди в письме лорду Уэйвеллу. 62 года, прожитые вместе, смирение во взгляде, мужество, с каким она сносила испытания и участвовала в борьбе (и в Южной Африке, и в Индии она несколько раз стремилась попасть в тюрьму), а порой и сопротивлялась власти мужа, который, благодаря обету целомудрия, перестал ее тиранить, а после с уважением относился к ее мнению и ее решениям. В том же письме лорду Уэйвеллу, с которым он так и не встретился, Ганди объяснял, что целомудрие привязало их друг к другу в 37 лет еще крепче, чем раньше: «Мы перестали быть двумя отдельными единицами… в результате она действительно превратилась в мою лучшую половину». Будучи поначалу очень упрямой, по словам мужа («если я пытался к чему-то ее принудить, она все равно делала так, как хотела сама»), она понемногу растворилась в нем, то есть в его работе — его служении. Как матери ей пришлось страдать из-за своих детей, в частности, старшего — Харилала, который всегда бросал вызов отцу и обратился в ислам. Это обращение было формой мести, Харилал постарался придать этому событию большую огласку. «Твой отец принял всё это мужественно, но я — слабая старая женщина, которой трудно с терпением выносить нравственные муки, причиняемые твоим недостойным поведением» [274] .
274
См.: Раупе R. Opus cit.
У Ганди же были причины подозревать, что за этим поступком стояли корыстные интересы. Он знал, что сын мстит ему и что его враги используют эту месть против него. И он обратился через прессу с письмом к своим друзьям-мусульманам: Харилал — пьяница и развратник, которого подвигла к обращению корысть, а не религия; если бы он надеялся, что Харилал исправится благодаря своей вере, он ни слова бы не сказал против его перехода в ислам, но… Перед смертью Кастурбай захотела с ним увидеться. Харилал пришел в тюрьму. Он был пьян, так что пришлось его выставить. Он умер в больнице Бомбея 19 июня 1948 года, побывав неузнанным на похоронах отца. Кастурбай страдала и из-за Манилала, их второго сына, которого Ганди на какое-то
Суровый удар, подорвавший исключительную силу духа Ганди, его волю к жизни. «Я не могу представить себе жизни без нее… Она была неотделимой частью меня самого, после ее ухода осталась пустота, которую ничем не заполнить». Он тяжело заболел. У него были малярия, жар и, как впоследствии обнаружилось, амебная дизентерия. Поскольку он приписывал болезнь «отсутствию веры в Бога» и упорно отказывался от лекарств, вскоре ему стало совсем плохо.
В это время события повернулись в пользу союзников; освободить Ганди было теперь не так опасно, как позволить ему умереть в тюрьме, поэтому его выпустили 6 мая 1944 года, к его великому неудовольствию. Несмотря на свои 74 года, он был жизнелюбом и пламенным борцом: всего несколько недель спустя он снова вышел на политическую арену.
Не сумев примирить конгресс и правительство, он в очередной раз взялся за решение проблемы, созданной «теорией двух наций». По его словам, единство между индусами и мусульманами было его «страстью» с самой ранней юности:
«Я борюсь, чтобы сплотить собой две общины. Мое желание — сцементировать их моей кровью, если понадобится» [275] .
Он стремился заключить договор с Джинной — автором этой теории, которая должна была привести к «чудовищному расчленению целого мира» — рождению Пакистана, отделению части Индии. Разделить Индию на две нации — индусскую и мусульманскую — значило разделить сотни тысяч индийских деревень, провести границы там, где в них не было необходимости, дезорганизовать экономическую жизнь, выбить из-под нее основу, разорвать живую ткань. Чудовищно, глупо, бессмысленно. Тем более что новое государство будет разделено на две части, находящиеся в 1300 километрах друг от друга, а на территории Пакистана окажутся вкрапления внушительных немусульманских меньшинств, тогда как 25 миллионов мусульман будут рассеяны по индийской части. То есть это решение не покончит с проблемой отношений между общинами. А ведь всего несколько лет назад в тысячах деревень индусы и мусульмане мирно уживались, а трения возникали в основном между элитами. Но лидеры, в частности Джинна, сумели преобразовать разочарование в политическую энергию, разжигая недовольство, подчеркивая дискриминацию, которой подвергались мусульмане. Еще один тактический прием, еще одно обвинение: конгресс был проиндусской организацией, чуждой духу Корана, который не смог бы представлять интересы мусульман. Джинна жестко утверждал, что одна лишь лига способна это делать, и даже сам успех конгресса на выборах 1937 года, его усилия, чтобы привлечь к себе мусульман, вызывая угрозу индусского превосходства, словно давал ему аргументы и обострял противоречия. Британцы же хотя и не создали в Индии индо-мусульманского антагонизма, все же «постоянно прилагали усилия для его поддержания и предотвращения союза между двумя общинами» [276] .
275
См.: Green М. Opus cit.
276
См.: Неру Дж. Взгляд на всемирную историю.
Никакой, даже самый разумный аргумент не мог обезоружить Джинну — неумолимого, упрямого в своей гордыне, неспособного на компромисс, который к тому же не имел физической возможности (как и Черчилль) понять и полюбить Ганди, своего оппонента. Когда Ганди вышел на политическую сцену, Джинна покинул конгресс, питая отвращение и к самому этому человеку, и к его идеям, и к его популярности. На фотографии 1944 года он стоит рядом с Махатмой, на голову выше его, в белоснежном костюме, худой и прямой, точно мумия (кстати, он умрет в 1948 году). Ганди улыбается и протягивает ему руку. Напрасно: переговоры начались 9 сентября 1944 года и закончились 27-го, но в результате лишь добавили престижа Джинне, поскольку Махатма, который раньше при одном лишь упоминании о разделе Индии произносил слово «грех», теперь был в положении просителя, обсуждая с ним возможные способы действия.
На конференции в Симле, созванной лордом Уэйвеллом в 1945 году, Джинна потребовал паритета между мусульманами и другими общинами и, в конце концов, провалил переговоры, пожелав для лиги исключительного права назначать всех мусульманских членов исполнительного совета при вице-короле, — разумеется, конгресс не мог принять это условие. Возникает даже подозрение, что он стремился избежать договоренности.
После войны, в марте 1946 года, в Индию прислали министерскую делегацию. Двое из ее членов, лорд Петик-Лоуренс и сэр Стаффорд Криппс, были хорошо знакомы Ганди и часто с ним советовались. Главный вопрос: останется ли Индия неделимой? План, предложенный англичанами, был последней попыткой сохранить единство Индии, не навредив интересам мусульман. Лига и конгресс приняли его, хотя и без большого энтузиазма: для трений было много поводов, и они никуда не делись. Заявление Неру, сделанное 10 июля, вызвало несогласие, предоставив Джинне желанный путь к отступлению (а приверженцы плана обвинили конгресс в непримиримости, хотя очень вероятно, что именно непримиримость Джинны, проявившаяся в последний момент, завела переговоры в тупик). Последний шанс сохранить единство Индии, если он существовал, был утрачен, раздел становился неизбежен.
Джинна пошел ва-банк, взял обратно свое согласие и вновь заявил о своем намерении создать независимый Пакистан, призвав мусульман всей Индии провести день «прямого действия». Закончил он такими словами, ставшими знаменитыми: «Сегодня мы попрощались с конституционными методами… Но мы и выковали себе оружие и способны им воспользоваться» [277] . Это оружие сотворит сотни тысяч жертв, оторвет 14 миллионов от их корней и вызовет один из самых кровавых конфликтов в истории (и все же некоторые историки сегодня сомневаются в том, что идея о создании Пакистана исходит от одного человека — Мухаммеда Али Джинны, а драматический раздел был результатом «нагромождения ошибок, ложных расчетов и низостей»).
277
См.: Nanda В. R. Opus cit.