Махатма Ганди
Шрифт:
Снова захватив инициативу, лорд Уэйвелл поручил конгрессу и Неру сформировать временное правительство. Неру попытался установить контакт с Джинной, но тот отказался от имени лиги сотрудничать с «фашистским конгрессом кастовых индусов и их палачами». 16 августа 1946 года стало «днем прямого действия».
МУЧЕНИК
В тот день в Бенгалии разразились самые кровавые бунты за всю историю Индии. Целых четыре дня бушевала «большая бойня в Калькутте». Банды убийц, вооруженные дрекольем, палками и топорами, а то и огнестрельным оружием, бродили по городу, оставленному без контроля полиции, грабили и убивали. Это были не столкновения организованных групп, а череда погромов: сначала мусульмане громили индусов, потом индусы мусульман (пять тысяч погибших, более пятнадцати тысяч раненых). Пробежал слух, что это испытание силой завершилось в пользу индусов. И
278
После разделения Бенгалии и Индии в 1947 году округ Ноакхали отошел к территории Бангладеш.
Ганди узнал об этом, когда был в Дели. В то время он по-прежнему был лидером конгресса, с ним советовались по всякому поводу, однако меньше к нему прислушивались. Война покончила с ненасилием. Множество людей были открыто враждебны Ганди: индусские экстремисты — из-за того, что он защищал мусульман и боролся за права неприкасаемых, а мусульмане — потому что он был индусом; многочисленные активисты — так как больше верили в партийную деятельность, чем в силу духа; привилегированные — из-за того, что он упрекал их за сообщничество с врагом. Даже Неру, который во время войны отошел от тактики ненасилия, даже Пател, хотя его и прозвали «сэр да-да», теперь отделились от него. Ганди был одинок, подавлен тоской и тревогой, дело всей его жизни, казалось, было уничтожено. И все же его вера в ахимсу не ослабела. Надо было доказать, что любовь превозможет ненависть, что мусульмане и индусы способны жить бок о бок, а значит, раздел не нужен. И доказать это надо не на словах, а самой жизнью в самом пекле борьбы.
Он отменил все свои планы и решил выехать в Бенгалию. Его пытались отговорить: причин, чтобы остаться, было множество. Ему 77 лет, 50 лет борьбы с периодическим заключением в тюрьму, болезнь и посты, которые чуть не довели его до могилы, подорвали его силы, неужели он не может дать себе отдых? «Я не знаю, что смогу сделать. Но я знаю одно: мне не будет покоя, пока я туда не поеду».
Началась последняя глава жизни Ганди, в которой он достиг вершины своего величия и которой было бы достаточно, даже без всего остального, чтобы превратить его в святого и героя. Ганди боролся с невозможным, изо всех сил пытался восстановить порядок и согласие посреди звериной жестокости, неустанно бродил среди руин, успокаивая своим присутствием безумие ненависти и мести, изнемогал под бременем своей задачи, признавал свой провал — единственный, кто еще верил в ахимсу, и все же отказывался сдаваться и опускать руки: «Воплощаю ли я ахимсу собой? Если да, тогда ложь и ненависть должны рассеяться». «Делай или умри», — заявил он конгрессу в 1942 году. «Do or die» — теперь он один применял на практике этот девиз.
Он попросил, чтобы никто не сопровождал его. Его ждали тучи людей. На каждой остановке, в каждом городе огромные толпы осаждали вокзал, заполоняли пути, забирались на крыши — чтобы увидеть его. Разбитые стекла, сорванные ставни, жуткий гвалт, задержка отправления поезда, вот состав тронулся, снова остановился. На одном вокзале пришлось достать противопожарный шланг, и купе Ганди было залито водой. Поезд прибыл в Калькутту с пятичасовым опозданием, Ганди был изнурен.
В Калькутте он увидел разрушения, вызванные августовскими бунтами, пустые улицы, кучи мусора, черные остовы сожженных домов. «Истина и ахимса, которые были моей верой и поддерживали меня шестьдесят лет, как будто утратили качества, которые я им приписывал» [279] .
279
См.: Nanda В. R. Opus cit.
Тогда он отправился в Ноакхали, в сельскую местность, в один из самых труднодоступных районов Индии. Продвигаться приходилось медленно, на повозке, запряженной быками, или пешком, по подвесным мостикам, которых много в этом районе дельты. Мусульмане (70 процентов населения) сжигали храмы и дома, убивали и грабили, похищали женщин (из всех совершаемых жестокостей именно эта причиняла Ганди самую сильную боль). Его сопровождали несколько учеников, каждый из которых должен был поселиться в одном из поселков, зачастую глухих и враждебных, чтобы проповедовать там ненасилие (о мужестве и роли этих безвестных бойцов часто забывают: «Я был осиян славой своих бесчисленных соратников»). Несколько недель он работал по 16–20 часов в день; спал на деревянной доске, которая служила
«Подвиг Геракла». Крестьяне слушали его, и напряженность потихоньку улеглась; но политики, играя свою привычную роль, натравляли на него народ, и мусульманская пресса вскоре начала обличать «политическую игру» под видом мирной миссии. В результате премьер-министр Бенгалии Сухраварди [280] , подталкиваемый Мусульманской лигой, в конце концов попросил Ганди уехать. 2 января 1947 года в его дневнике появилась запись: «Проснулся в два часа ночи. Одна лишь милость Божия поддерживает меня. Должно быть, во мне есть большой изъян, который и причина всего этого. Вокруг меня всё — тьма» [281] .
280
Хусейн Шахид Сухраварди(1893–1963) — премьер-министр Пакистана (1956–1957). В 1937–1947 годах — министр в индийской провинции Бенгалия. После образования Пакистана (1947) порвал с Мусульманской лигой, организацию которой в Бенгалии возглавлял многие годы. В 1950 году возглавил основанную в 1949-м партию Народная лига.
281
См.: Nanda В. R. Opus cit.
Он усилил свою аскезу и продолжил мирное паломничество. Переходил из деревни в деревню, босой, как калика перехожий, с длинной палкой, опираясь на плечо своей племянницы Манубен.
Скользкие тропинки, усеянные колючками и осколками стекла, экскрементами, которые нарочно туда положили. С наступлением ночи он просил приюта, предпочтительно у мусульманина. 47 деревень, 185 пройденных километров. По дороге он пел песню, написанную Тагором: «Иди один. Коли не откликаются на зов, иди один».
Тоскуя, Ганди искал в самом себе причину своей «неудачи». Так требовало учение сатьяграхи. Является ли недостатком чистота его духа? С годами он приобрел уверенность в том, что отсутствие желания вело к Богу, что лишь такое освобождение наделяло необходимой силой, чтобы идти своим путем к своей цели. Если ему удастся полностью освободиться от себя, завладеет ли им Бог?
Тогда и начался опыт, который обычно неправильно понимают; его соратники и самые пылкие ученики были сражены. Об этом рассказывает Нирмал Кумар Бозе, который жил с ним в Бенгалии, служа ему переводчиком. Перескажем вкратце этот эпизод, который по-прежнему толкуют упрощенно. Итак, Ганди, словно король Лир, терзаемый муками и отчаянием, блуждал среди руин и хаоса народных бунтов. Всякая надежда на независимую и объединенную Индию — смысл всей жизни, посвященной борьбе, — казалась утраченной. Ему пришла в голову мысль, чтобы испытать свою чистоту и власть над самим собой, попросить кого-нибудь из своих соратниц спать обнаженными подле него — духовный опыт полной брахмачарьи. «Я не называю брахмачарьей то, что запрещает вам прикасаться к женщине… Для меня брахмачарья — мысль и практика, которая помогает вам соприкоснуться с Бесконечностью и приводит к ней» [282] .
282
См.: Green М. Opus cit.
Ганди не только не делал тайны из этого эксперимента, но даже написал множество писем своим друзьям по всей Индии, желая узнать их мнение и получить их одобрение. Тем, кто усомнился, подумав, что такое соприкосновение выходит за рамки невинности и нарушает столь твердо отстаиваемые правила — те самые, которыми, на их взгляд, определяется святость, — Ганди объяснял, что его поведение связано с обетом целомудрия. Это, разумеется, только все усугубило. «Если я полностью откажусь от возможности спать вместе, моей брахмачарье будет стыдно. Не то чтобы я ничего не делал единственно ради удовольствия. Уже много лет этого нет… Я утверждаю: что бы я ни делал, я делал это во имя Божие» [283] .
283
См.: Green М. Opus cit.
Вероятно, возможность проверить свое самообладание в экстремальных условиях придала ему моральных сил, в которых он нуждался: ему требовалась лошадиная их доза, чтобы попытаться голыми руками остановить резню. «Если я смогу с этим совладать, — якобы сказал Махатма, — значит, я еще могу победить Джинну». Что же до потребности быть понятым… «Если это вам не нравится, я ничего не могу с этим поделать. Я предстаю перед вами и всеми остальными в полнейшей наготе», — писал он Нирмалу Бозе, который возмутился его поведением.