Мак
Шрифт:
Бабонька протянула брезгливое "фи-и-и", обвинила Ника в том, что у него некультурные друзья, и утащила его прочь. Меня обидело, что моё хамство было расценено в качестве хамства обыкновенного и вульгарного, а не поучающего и содержащего мораль. Остановившись на печенье с клубничной начинкой, я долго лавировал между многоярусными полками и, завидев издалека пока ещё свободную кассу, подлетел к ней, как пущенный катапультой снаряд. Женщина с полной тележкой майонеза и оранжевым от пудры лицом издала какой-то недовольный звук и пристроилась сзади с таким видом, какой бывает у злодеев в мультфильмах, когда они говорят: "Это не последняя наша битва! В этот раз тебе удалось победить, но я ещё вернусь!".
Покончив с торговым центром, я с удовольствием поспешил домой, на бегу проверяя, не забыл ли авиабилет, ключи и, самое важное, печенье. На пороге квартиры мне в нос шибанул запах чего-то жареного и явно вкусного. Поджелудочная железа взволнованно напряглась. Скинув ботинки в прихожей, я прокрался на кухню и обнаружил маму, готовящую оладьи и напевающую что-то из репертуара русского рока. Рядом с плитой возвышалась пирамида из пышных лепёшек, но маме такое количество казалось неприлично маленьким, и она продолжала наливать жидкое тесто на сковороду, производя на свет сразу по четыре оладьи.
– Максик, а я думала ты уехал!
– воскликнула мама.
– Хочешь оладушку?
– Хочу, - не устоял я и спрятал печенье в настенном шкафу.
– Нет, уезжаю я после-послезавтра в 14:40. Все эти дни буду отсыпаться.
Штампуя аккуратные и идентичные по форме лепёшки, мама выслушала мою оду, воспевающую Тай как идеальную страну для временного отдыха от городской стихии. Она не заразилась моей идеей, но была рада, что я наконец покидаю родительский дом. Потом я опять позвонил Вадиму, который, как оказалось, уже успел подумать над моими словами, и рассказал ему о своём решении. Мы долго обсуждали сутолоку с документами и легальным проживанием по истечению срока безвизового пребывания, и я почерпнул нужные мне сведения. Некоторые детали Вадим заставил меня записать. Выходило так, что отоспаться не получится.
Когда трубка стационарного телефона грохнулась на своё место, я обнаружил, что без разбору умял два десятка оладий. Мама упрямо продолжала строить новую пирамиду, перейдя с песен Lumen на Земфиру. В гигантском тазу (назвать по-другому глубокую и широкую алюминиевую миску было нельзя) тесто ещё оставалось. Я поинтересовался, зачем столько готовить.
– Молоко скисло, - ответила мама.
– А куда его девать? Вылить жалко. Да и у яиц срок годности подходил к концу. Мука место занимает, а торты и пироги дороже выходят.
– Одну минуту, - опешил я.
– Откуда у нас столько продуктов?
– А кто в оптовом магазине закупился?
– добродушно усмехнулась мама и стукнула меня столовой ложкой по лбу. Хорошо, что чистой.
– Мы с того раза не съели?!
– Да как мы всё это съедим?
Действительно. Нас всего двое, а мама добровольно питается одним чаем.
– А что с этим делать?!
– указал я на блюда с оладьями.
Моя серьёзная и ответственная родительница беспечно пожала плечами и вновь запела. В нашу входную дверь постучали, и
– Чё?
Я изумлённо выпучил глаза, когда открыл дверь и увидел потенциального едока. Наверное, моя реакция смутила его, потому что он тут же рассыпался в извинениях и собрался уйти.
– Подожди, подожди! Это просто естественное удивление!
Рома остановился и, видимо, отложил свой побег. Я отметил, что он выглядит лучше на ноль целых восемь десятых процентов. Может быть, потому что поспал часа два. С нашей последней встречи парень, к сожалению, не потолстел и по-прежнему гремел костями во время телодвижений. От его стильной одежды не осталось и следа: Рома был одет ничут не лучше, чем я. Прибавить к этому болезненную бледность, всё те же старые добрые круги по глазами и понурый вид - так мы могли вместе выпрашивать у прохожих мелочь на чекушку.
– Что-то случилось?
– спросил я не без доли волнения.
– Я хотел сказать...
– Что?
– Спасибо, - выпалил он и шустро рванул, чтобы убежать, но я схватил его за ворот, затащил в квартиру и захлопнул дверь.
– Максик, кто там?
– крикнула мама с кухни.
– Щас покажу!
– ухмыльнулся я и поволок недоумевающего Рому в самую жаркую из-за работающей печи комнату. Там он был усажен на стул перед тарелкой с оладьями. Мне захотелось смеяться, смотря на его растерянный и испуганный вид. Так выглядит человек, которого только что вытащили из воды, куда он имел неосторожность упасть.
– Боже!
– ошеломлённо взмахнула ложкой мама.
– Ну-ка, что за мальчик? Твой знакомый?
– Ага. Это... эм. Михаэль, и он работает фотомоделью. Приехал из Италии, чтобы сняться на обложку знаменитого журнала. По-русски не говорит... Слушай, давай ты пойдёшь посмотришь мультики, а я тебе чай сделаю и принесу? И посуду сам помою. Иди отдыхай.
Мама поборола свой инстинкт, приказывающий накормить анорексичного юношу, и, отложив рабочие инструменты для готовки, ушла в гостиную и включила телевизор.
– Мак?
– с вопросительной интонацией произнёс Рома.
– Если бы я сказал: "Хей, ма, это то, что осталось от Олиного бро", то ты б не миновал допроса. Тебе охота лишний раз затрагивать тему?
Рома поджал губы. Этот мимический жест у него получился точь-в-точь похожим на Олин. Когда она обижалась или испытывала неловкость, то точно так же сжимала губы в тонкую полоску.
– Твоя мама ни разу меня не видела, - заметил Рома.
– На твоё счастье.
Я подвинул к себе одну тарелку с оладьями, а другую - к скелету, сидящему слева от меня.
– Не хочу, - помотал головой он.
– А мне плевать. Кто-то должен сожрать это, а в одиночку мне такого врага не одолеть. Ты, салага, берёшь на себя вот этот отряд, а я постараюсь сокрушить основные силы.
Рома послушно запихнул в рот целую лепёшку.
– Ну что, будем теперь тусоваться вместе?
– сказал я, чтобы отвлечь парня от его неведомых мыслей. Это сработало, он встрепенулся и проглотил то, что лениво пережёвывал.
– Почему?
– Ну. Потому что мы и выглядим теперь почти одинаково. Вот начнёт у тебя борода расти, которую ты сто процентов брить не будешь, так вообще как близнецы станем. А потом и брюхо отрастишь, когда депрессию будешь заедать, а не глушить голодом.