Македонский Лев
Шрифт:
В каждом будущем маршировали армии македонцев, и наконечники их копий покрывала кровь.
Она видела золотую фигуру в сотнях возможных — и даже вероятных — будущих. Все было одинаково — Темный Бог становился триумфатором, получая бессмертие через кровь и огонь, сжигая свое человеческое обличье и в своем истинном облике Единого Повелителя восседая на престоле всех царств мира. Несмотря на свое отчаяние, Дерая продолжала искать, и нашла в итоге последний лучик надежды, словно угасающую искру зимнего огня.
Ребенок был
— В итоге ты оказалась права, Тамис, — печально проговорила она. — Мы не можем сражаться с ними их же оружием. Так нам не добиться победы. — И, как старая жрица до нее, она стала молиться о напутствии.
И тогда она увидела, как в свое время увидела Тамис, одного человека, который стоял рядом с Темным Богом, сильного человека — доброго человека.
Пармениона — Македонского Льва.
Озеро Преспа, середина зимы, 356й год до Н. Э.
Федра закрыла глаза, пытаясь определить источник опасности. Все звуки вокруг нее были убаюкивающими — твердые, мерные, почти ритмичные удары копыт лошадей дворцовой гвардии, стук окованных медью колес по кочкам и камням, разговоры и смех солдат по обеим сторонам от завешенного тяжелым пологом экипажа.
Но где-то внутри Федра слышала крики умирающих, и картины крови и насилия вставали у нее перед внутренним взором. И она никак не могла прогнать их. Она открыла свои голубые глаза и посмотрела на другую сторону кабины экипажа, где Олимпиада возлежала на пуховых подушках, обтянутых шелком. Принцесса сейчас мирно спала. Федра желала присоединиться к ней. Внутри тут же волной поднялся гнев, но ясновидящая быстро подавила его. Олимпиада была прекрасна, однако эта красавица была теперь связана браком с этим варваром из Пеллы, и ребенок в ее чреве увеличил ее живот вдвое. Федра отвела взгляд от лица спящей.
— Я больше не люблю тебя, — прошептала она в надежде, что ложь, произнесенная вслух, превратится в правду. Надежда была тщетной.
Теперь мы снова только сестры, не более того, подумала Федра. Их любовь была теперь мертва, как летние цветы. Жрица вздохнула, вспоминая их первую встречу три года назад. Две четырнадцатилетние девчонки во дворце Царя; Федра, скромная и благословенная — или проклятая? — даром Видения, и Олимпиада, компанейская и полная удовольствия, с уже оформившимся телом, с блещущей здоровьем кожей и невообразимо прекрасным лицом.
Федре было хорошо с принцессой, потому что она никогда не могла прочесть ее жизнь или увидеть темные секреты из потаенных коридоров ее разума. Олимпиада
Никто не понимал одиночества дара Видения. Каждое прикосновение вызывало образы. Милый, обаятельный мужчина склоняется, чтобы поцеловать твою руку, но ты видишь распутника, поработителя, мучителя. Женщина улыбается, похлопывает тебя по руке, а ты видишь ее ненависть к твоей молодости. Вся скрытая паутина человеческой души была открыта твоим всевидящим глазам. Федра вздрогнула.
С Олимпиадой все было иначе. Ни видений, ни неприязни. Только любовь, поначалу сестринская, а потом…
Экипаж подскочил, когда колеса переехали через крупный камень. Федра откинула занавеску и выглянула в окно. Слева сверкало озеро Преспа, за ним высились хребты Пиндоса, разделяющие Македонию и Иллирию.
Олимпия зевнула и потянулась. Проведя пальцами по пламенно-рыжим волосам, она села и улыбнулась Федре. — Где мы?
— Скоро доедем до равнины, — ответила Федра. — Там нас встретит Царский эскорт.
— Мне жарко и я хочу пить, — пожаловалась Олимпиада, — и в этой ужасной повозке меня укачивает.
Федра привстала, открыла дверцу в крыше потолка кабины и окликнула возницу. Он натянул поводья, и Олимпиада вышла на солнце. Эпирский капитан гвардии тут же спешился, принес мех с водой и наполнил серебряный кубок. Олимпиада улыбнулась. — Благодарю, Геркон, ты очень добр.
Федра заметила, как зарделся молодой человек. Ей не нужно было прикасаться к нему, чтобы прочесть его мысли. Когда она вышла из экипажа к Олимпии, видение вновь посетило ее, на этот раз с небывалой силой. Она увидела конников, скачущих по склону, перевернутую повозку, мертвого Геркона с перерезанным горлом…
Она закричала и потеряла сознание.
Она очнулась и увидела мужчину, склонившегося над ней и вытирающего ее лицо влажной тканью. — Они идут, — прошептала она.
— Кто идет? О чем ты говоришь? — спросил Геркон.
Вдруг воздух наполнился грохотом ударов копыт по каменистой почве. Лишь на мгновение Федра подумала, что это опять видение, но тут Геркон вскочил на ноги, выхватив из ножен свою кавалерийскую саблю.
Со склонов гор мчались сотни всадников, яркие плащи реяли за ними, как разноцветные знамена.
— Иллирийцы! — вскричал Геркон и побежал к лошади. Пятьдесят солдат из Эпира схватились за оружие — и вот нападающие приблизились к ним. Олимпиада подбежала к лежащей Федре и оттащила девушку под повозку. Пыль взметнулась облаками. Олимпиада прикрыла рот льняным шарфом, и женщины прижались друг к другу, слушая звон оружия и крики умирающих. Лошадь вскинулась на дыбы рядом с повозкой, и всадник пал на землю вниз головой, лицом к колесу.
Это был Геркон, его горло было перерезано, мертвые глаза смотрели на Олимпиаду, которая поспешила отвернуться.