Макет мироздания
Шрифт:
— Что нужно сделать? — сдавленным от волнения голосом спросил юноша.
— Просто встаньте перед блоком и положите на него ладони. Это всё, — так же тихо ответил Анмай.
Айэт кивнул. Взгляд его печальных, но по-прежнему бесстрашных глаз не отрывался от тревожно расширенных глаз Вэру.
— Мы расстаемся навеки, — сказал юноша. — Вместе с тобой… с вами, — он взглянул на Хьютай, — я был самым счастливым из файа. А теперь я стану самой счастливой из машин, — он слабо улыбнулся. — Если бы не ты, я стал бы помощником правителя Акталы. Сейчас такая судьба кажется мне самой худшей.
—
— Откуда ты знаешь?
Вэру молча показал на блок. Его лицо стало странно напряженным.
— А Нэйс ещё жив?
— Да. Но…
Анмай помолчал.
— Когда ты… окажешься там… вытащи его оттуда, ладно? Такие мучения не должно терпеть ни одно живое существо. И он очень изменился… понял… стал… ты сам поймешь, когда увидишь. Он понял, в чем ошибался. Но я не решился… не смог поверить. А ты… ладно?
Айэт кивнул. Анмай с облегчением вздохнул.
— Хочешь увидеть, чем ты хочешь стать? — он прикоснулся к «Тайат».
Айэт вновь кивнул. Невидимый выступ перед пирамидой вдруг померк. Блестящий металлический блок пошёл вниз, открывая огромное окно. Сквозь колоссальную восьмигранную плиту из метастекла толщиной в два метра ворвался ослепляющий жар. Прикрыв глаза, они увидели истинный облик Сверх-Эвергета — неистовый свет.
Свет устрашал — чудовищное дрожащее сверкание, готовое в любой миг вырваться и поглотить весь мир. Айэта ужаснула ещё одна деталь — диски и другие обитатели Линзы вовсе не спускались чинно в пламя. Их разрывал невидимый вихрь магнитного поля и они разлетались брызгами, вспыхивали, испарялись. Бледно-радужный ослепительный смерч их останков окружал огненно-жаркую колонну питающей плазмы, исчезая в приемной воронке. И тут всё исчезло — плита вновь встала на место.
— Не передумаешь? — спросил Вэру.
— Нет, — улыбнувшись ответил юноша.
Потом он вновь нахмурился, и, подойдя к Вэру, взял его за руки.
— Я уже достиг цели, прошёл свой путь. Я не знаю, каким будет твой… но он будет много длиннее… и печальнее. Больше всего мне бы хотелось пройти его с тобой… но наши дороги расходятся навечно. И мне нечего дать тебе, кроме памяти, и вот этого, — он протянул ему маленький камень с последнего берега своей земли. — Ты… ты будешь помнить меня, Анмай?
Анмай не смог ему ответить. У него вдруг перехватило дыхание. Айэт, смутившись, опустил голову. Его глаза влажно блестели. Он с трудом выдавил «прощай», в последний раз прижал свои ладони к ладоням Вэру и отошёл. Когда с ним прощалась Хьютай, по щекам юноши потекли слезы.
— Хотя я знаю тебя совсем немного, ты стал мне сыном, которого у меня не было, и никогда не будет, — она обняла его, так крепко, что у юноши перехватило дыхание, и отошла в сторону. — Прощай, Айэт Тайан, прощай — и удачи тебе в твоих грядущих трудах.
Айэт окончательно смутился. Он прижал руки к лицу, чтобы скрыть слезы. К Вэру подошла Ювана. Она тоже взяла его руки в свои — маленькие и теплые.
— Я знаю, что была неправа, когда хотела быть с тобой. Но я всегда буду помнить ту ночь… И… мне жаль тебя. Ты сделал для нас так много, а сам уходишь от нас…
Она подошла к Хьютай, но не смогла ничего сказать. Та обняла её, шепча таинственные женские утешения. Когда девушка отошла, на лице Хьютай тоже блестели слезы. Ювана подошла к Айэту и взяла его за руку.
Так, рука в руке, они поднялись к сопрягающей сути. Увидев свое отражение в сверкающей глыбе, Айэт обернулся. Он увидел Вэру и Хьютай у подножия пирамиды, печальных и неподвижных. Сам Айэт не чувствовал ничего, кроме страшной тоски. Он понял, что эта тоска — тоска по хрупкому живому телу, способному страдать и любить, всегда будет преследовать его. Но всё же, он широко улыбнулся, прежде чем отвернуться от приведших его сюда — отвернуться навсегда.
По-прежнему стоя рука в руке, они коснулись ладонями блестящего блока. Через миг, очертив контуры их тел, вспыхнуло ослепительное пламя. Анмай смотрел на него, но в его сердце уже не осталось печали. Их радость — радость открытия бесконечного простора — как-то передалась и ему. И его сердце сжималось уже лишь от ощущения величия происходящего.
Через несколько секунд свет вспыхнул столь ярко, что он невольно прикрыл глаза. Однотонное пение, пронизывающее здесь весь воздух, становилось всё громче, в нем зазвучали иные голоса, всё сильнее, и вдруг оборвались. Пение смолкло, и вместе с ним угас свет.
От Айэта и Юваны не осталось ничего. Не только их сознания, но и их плоть была поглощена сопрягающей сутью. Глядя на блестящий, чистый, слегка дымящийся металл, Анмай понял, что отныне Линза вновь стала единым целым. Он знал, что Ювана и Айэт, понявшие, что такое страдания и боль, постараются, чтобы здесь их стало как можно меньше. Как можно меньше.
И он понял, что его путь здесь окончен.
Он ещё долго смотрел на сопрягающую суть, пока не ощутил, что пол содрогается под его ногами — Айэт Тайан и Ювана Кари проверяли свою новую обитель и её возможности. Вэру прикоснулся к «Тайат». Ему хотелось связаться с Айэтом, хотя он и знал, что это постыдно и глупо. Интеллектронные системы могли в совершенстве имитировать речь живущих, но это вовсе не значило, что они и думают так же. Пускай Анмай почти не помнил уже своё слияние с управляющей сутью, он понимал это. И всё же он решился.
Открыв канал связи, он уже знал, что не станет говорить с Айэтом. Но был ещё один уровень сопряжения — эмоциональный.
Вэру не знал, какие его эмоции чувствует Айэт, но сам он ощутил охватившие Тайана удивление, радость, восторг. Он чувствовал, что мечтательный и бесстрашный юноша не изменился, даже став невообразимой управляющей сутью Линзы. Это было самое главное. Анмай слишком хорошо помнил, как его едва не поглотила лавина хранящейся в ней чуждой информации и был рад, что Айэту удалось избежать этой опасности. Он ощущал радость слияния двух душ, ставших разными гранями управляющей сути — радость, которую никогда не сможет познать ни один живущий. И радость созидания, возможности исправить то, что пошло неправильно.