Макиавелли
Шрифт:
Затем Макиавелли анализировал государственное устройство Флоренции и рассуждал о том, в каких регионах следует набирать рекрутов. В частности, Флоренция не годилась для набора пехоты, так как горожане предпочитали служить в более престижной кавалерии и в любом случае больше привыкли командовать другими, нежели подчиняться. В дистретто (distretto) — то есть владения республики, расположенные за пределами городских земель Флоренции и Фьезоле, — входили и мятежные города, такие как Ареццо, «ибо таков тосканский нрав: ежели кто поймет, что может сам собой хозяйничать, то уже не захочет никого над собой, особенно если сам он вооружен, а сеньор его безоружен». И лишь пригород, или контадо (contado), — то есть сельская территория в окрестностях Флоренции и Фьезоле — был густо населен, зависим от Флоренции и не имел больших укрепленных поселений, могущих стать очагом народных волнений. Набирать рекрутов следовало повсеместно, и новобранцы из различных округов (bandiere) [45]
45
По-итальянски bandiere означает «знамя»; видимо, в данном контексте употребление этого слова объясняется тем, что каждая рота ополчения имела собственное знамя. (Примеч. перев.)
Что же касается рекрутов, их надлежало держать в подчинении с помощью дисциплины и регулярных учений, а за преступления подвергать более суровым наказаниям, чем обычных граждан. И наконец, требовался соответствующий судебный орган, который ведал бы делами ополчения в мирное время, а с началом войны передавал бы свои полномочия Десятке. Если будет сформирована армия в контадо, то создать таковую в городе труда не составит. Свой доклад Никколо завершил финальным аккордом: «И тогда вы увидите, в чем отличие избранных граждан от продажных солдат, которые служат вам ныне. Ибо дитя непокорное, вскормленное в вертепе, развратно и потому становится наемником, тогда как дитя благовоспитанное и образованное восславит себя и свою страну». С головой погрузившись в древнеримскую историю и культуру, Макиавелли судил обо всем по образцам, заимствованным из Античности. По его мнению, верность ополченцев должна была отражать гражданскую доблесть древних римлян времен Республики; именно эта доблесть стала решающим фактором, позволившим Риму выстоять и одолеть всех врагов. Однако упоминание о вертепе в отношении наемников звучит довольно странно, особенно в устах такого человека, как Никколо, который сам не прочь был воспользоваться услугами продажных женщин.
Несколько месяцев спустя Макиавелли выскажет те же соображения в другом докладе и опровергнет ряд возражений, возникших за истекшее время. Принимая на службу не всех или отбирая только желающих, можно было достигнуть лишь негативного результата, поскольку невозможно быть до конца уверенным в личной заинтересованности всех, даже если речь идет об отборной армии в 2 тысячи человек. Что же касается расходов, таковые ограничатся лишь жалованьем офицеров — сумма не такая уж и большая. Изготовление пик обходилось недорого, а остальное оружие можно было держать под рукой, храня в арсенале. Бессмысленно да разорительно платить рядовым солдатам в мирное время, так как скудное жалованье достатка все равно не обеспечит и дисциплину не укрепит. Более того, расходы будут обременительны для коммун. Взамен в качестве награды Макиавелли предложил освобождать от налогов тех, кто на поле боя совершит подвиг и вдохновит других: «Подобное деяние всегда, так или иначе, пробуждает людские надежды и придает сил сражаться, когда в этом возникнет нужда». И наконец, рекрутские наборы никак не повредят экономике различных областей, если учесть, что в ополчение записывали не более одного человека со двора, к тому же дисциплинированность солдат поможет поддерживать безопасность и воспитает чувство принадлежности к республике. Макиавелли понимал, что аргументы в пользу экономии средств звучали весьма привлекательно для отягощенных налогами флорентийцев, которые будут рады возможности повоевать за бесценок.
За лето сопротивление проектам Макиавелли ослабло отчасти потому, что новая армия пришлась по нраву флорентийцам, и еще потому, что после смены чиновников государственные посты заняли друзья Содерини. Тем временем Никколо неустанно ходатайствовал о том, чтобы его предложения одобрили. Так, 5 октября по дороге в Болонью, следуя за папой римским и его свитой, он напишет Десятке: «Если Ваша Светлость уже видела пехоту герцога Урбинского и Нанни [Мораттини], то не устыдится своего ополчения и не станет его презирать». Настойчивые попытки Макиавелли доказать преимущества ополчения наконец принесли первые плоды: 11 октября Бьяджо Буонаккорси сообщил Никколо, что благодаря его замечаниям «корабль вскоре спустят на воду», и добавил, что в связи с переменами в составе Десятки возникли условия более благоприятные для принятия его законопроекта.
В итоге 6 декабря 1506 года Большой Совет и Совет Восьми большинством голосов принял решение учредить Комиссию Девяти по делам флорентийского ополчения (Nove ufficiali dell'ordinanza e milizia fiorentina), орган, руководивший национальной армией Флоренции в мирное время, — обычно его называли комиссией Девяти. Принятый закон воплотил в себе большинство предложений Макиавелли, хотя
Закон о создании ополчения также привел к возникновению целого ряда сдержек и противовесов. С началом войны руководство армией передавалось комиссии Десяти. Избранные правительством представители надзирали за командирами различных подразделений, тогда как избранные комиссией офицеры вступали в должность лишь с одобрения Синьории и Совета Восьми. Чтобы гарантировать власть республики, ополчение контролировалось группой профессиональных солдат под командованием чужестранца. Пока что эту роль исполнял дон Мигель де Корелла, но затем из-за многочисленных злоупотреблений он без промедления был снят с должности, а вскоре его неистовая жизнь оборвалась в заурядной драке с одним из своих земляков.
Для Макиавелли принятый закон об ополчении стал убедительным доказательством его личной победы, которая стала еще весомее в связи с тем, что секретарем новой комиссии станет он сам. 15 декабря 1506 года кардинал Содерини написал Никколо радостное письмо, в котором денежные ассигнования назвал «Божьим даром» и превозносил «великую роль» Макиавелли. Конечно, Флоренция все еще зависела от профессиональных солдат, особенно это касалось кавалерии: ополчение представляло собой пешую армию, обучать которую было сравнительно легко, тогда как на подготовку кавалериста уходила уйма времени. Очевидно, Макиавелли собирался заняться и этой проблемой, но в более подходящее время. А пока что он был вполне удовлетворен тем, что сумел убедить флорентийцев согласиться с предложенным им нововведением. Со временем противники новой армии уймутся, особенно когда станет ясно, что Содерини не вправе управлять ополчением по собственному желанию; более того, рано или поздно в состав Девятки войдут многие враги гонфалоньера. И все же — как выяснится впоследствии — ненависть противников Содерини к Макиавелли, несомненно, усилилась.
Оценить истинный вклад ополчения в жизнь Флоренции нелегко, в особенности после тяжелейшего поражения, случившегося несколько лет спустя. Армию критиковали за устаревшее оружие и методы подготовки, помогавшие швейцарцам побеждать в Бургундских войнах 1474–1477 годов: огнестрельное оружие имели не более 10 процентов ополченцев, и все надежды возлагались на боевые порядки, в которых преобладали пикинеры. Но эффективность этой тактики опровергли в битве при Чериньоле массированные залпы испанских стрелков и атаки легкой пехоты, вооруженной мечами и баклерами. Однако этот урок еще предстояло усвоить. Даже прославленный Фабрицио Колонна, которого Содерини дважды выдвигал на пост командующего флорентийскими войсками и который позднее станет одним из собеседников в трактате Макиавелли «О военном искусстве», прямо заявил, что своим успехом испанцы обязаны скорее полевым укреплениям, нежели «действиям солдат и доблести командиров».
Следует отметить, что пика была наилучшим оружием для неопытных новобранцев, в особенности если их обучали приемам раз в месяц. К счастью, флорентийское ополчение никогда не участвовало в учениях целиком, и даже в проходившем дважды в год общем смотре (mostre grosse) были задействованы лишь несколько рот. Более того, флорентийские политики, одержимые страхом государственного переворота, создали громоздкую структуру управления, а часто сменявшиеся капитаны зачастую даже не успевали как следует узнать своих подчиненных. Макиавелли считал, что в подобных условиях ополченцы «всегда будут не уверены в своих командирах и скорее подчинятся власти государства, нежели авторитету отдельных людей». Присяга на Евангелии, которую приносили солдаты во время общего смотра, едва ли могла свести на нет недостатки, равно как и отсутствие всякой платы за службу. Но поскольку швейцарцы создали победоносную армию, причем с еще большими ограничениями, продиктованными относительной независимостью кантонов конфедерации, логично было предположить, что подобного результата можно достичь и в Тоскане. В конце концов, швейцарская армия, согласно Макиавелли, сравнима с древнеримской, и Никколо был убежден в том, что ополченцам можно привить гражданскую доблесть древних римлян.
По иронии судьбы Макиавелли также отметит и то, как швейцарцы были разбиты в Южной Италии, когда испанская легкая пехота, прорвавшись через ряды пикинеров, перебила противника в ближнем бою подобно тому, как римляне побеждали македонскую фалангу. Однако поиски Макиавелли современного ему аналога Древнего Рима так и оставались бесплодными.
Глава 8
Вооруженный пророк
Вот почему все вооруженные пророки побеждали, а все безоружные гибли, ибо, в добавление к сказанному, следует иметь в виду, что нрав людей непостоянен, и если обратить их в свою веру легко, то удержать в ней трудно. Поэтому нужно быть готовым силой заставить верить тех, кто потерял веру.