Маков цвет
Шрифт:
Кандидаты наук перед Вовкиной мамой на коленях елозят, чтобы разрешила им Вовкин бред послушать.
А медицина была бессильна. Прописала медицина Вовке капли Кватера, поскольку очень Вовкиной маме сочувствовала.
Первый "А" класс маме в помощь организовал у Вовкиного дивана круглосуточное дежурство. Дежурные давали Вовке попить и записывали его высказывания.
Один раз Вовка сказал: "Красота - цветок с черной каймой. Кто эту кайму видит, тот и красоту понимает". В другой раз Вовка сказал на чистом древнегреческом: "Спасите красоту, и красота спасет мир". Эти слова сам Петя Ковалев принял и записал безошибочно.
А Вовка Попугаев, когда они после пожара и землетрясения отвели гончара к его дочери в соседний город Аполлонию, спросил:
– Ты теперь куда, брат?
– Куда дверь откроется.
– А мне с тобой можно?
– Не знаю, - сказал Полувовка.
– Но я спрошу. Хорошо бы. А то одному одиноко.
Наверно, волшебница Маков Цвет разрешение дала, потому что дома, побрызганный изумрудной водой, Вовка глаза закрыл - спать, а когда открыл, то увидел...
Город с многоколонными храмами. Улицы, выстланные каменными плитами. Чисто. Солнце палит. Ветер с моря обдувает обгоревшие плечи.
Полувовка, загорелый до черноты, и он, Попугаев, без ластов и без маски, бронзовыми долотьями-кельтами высекают из мрамора белую птицу. А старый мастер, седой и грузный, объясняет, под каким углом ставить долото. С какой силой ударять молотком. Что птица эта белая не просто сама по себе, но знать нужно, где она будет поставлена и какой свет будет на нее падать. И не первый уже день они в этом городе. И Полувовка и Вовка называют друг друга - брат.
Там, в старинных далеких городах, может, год проходил, а здесь, в Новгороде, только одна ночь.
Иногда проснется Вовка, попросит пить, а сам весь в рубцах - это их с братом Полувовкой розгами драли или плетью.
Учились они в древнем городе Синдие.
В древнем городе Крите.
В древнем Коринфе.
И Кофру.
Легко учились, уж больно чуток был Полувовка на красоту. Едва отвернется мастер, он поправляет Вовке узор и объясняет шепотом, почему это нужно поправить. А по вечерам, чаще-то на голодное брюхо, при свете луны учил Полувовка Вовку рисовать. Прямо тут, на песке. После порки или другой выволочки говорил: "Нужно, брат, чтобы художник изведал печаль. Чтобы душа его к красоте как из плена рвалась". И откуда у него такие мысли являлись? Сколько он на Руси побыл? А говорил с тоской: "Вот вернемся на нашу землю... Солнце у нас не такое жаркое... Зелень на нашей земле не такая яркая - нежная. Цветы не такие большие, но уж больно затейливые... Лад красоте дает родная земля. Без родной земли красоты нет - только мимолетная прелесть..."
Все тяготы переносили они вдвоем стойко. Но случилась такая тяжелая ночь - такая тяжелая, что пришлось и Попугаеву Вовке прибегнуть к зову последней надежды.
И не драли их. И голодом не наказывали.
А было это в древнем городе Фивы. Учились они у скульптора. Делал скульптор сфинкс для одного вельможи. Вельможа хотел подарить сфинкс самому фараону. Уже вырублено было и отполировано мощное тело льва. Было оно покойным, но как бы уже трубила в его крови утренняя заря. Полувовка и Вовка полировали гранит до зеркального блеска истолченным в порошок кремнем, замешанным на гусином сале и другими более тонкими пастами, которые втайне от всех приготовлял скульптор.
Но не было у сфинкса лица.
И все рисовал скульптор его лицо. Рисовал на песке, чтобы тут
И однажды приехал вельможа. Спросил скульптора, когда же он будет высекать лицо сфинксу.
– В полнолуние, - ответил скульптор.
– Надеюсь, ты хорошо знаешь лицо фараона, да будет он жив, невредим, здоров.
– Я знаю лицо бога солнца Амона, - сказал скульптор.
– Именно его я и вырублю в полнолуние. Луна - сестра солнца, она придаст моей руке твердость.
Вельможа попросил показать ему это лицо. Скульптор сделал рисунок на куске папируса. Вельможа посмотрел и бросил его. А скульптору велел подать чашу вина; причем на глазах у всех бросил вельможа в то густое золотое вино яд, поскольку скульптора в Древнем Египте ударить нельзя было ни плетью воловьей, ни палкой, и сказал:
– Пей. Пусть тебе поможет Амон.
Бездыханного скульптора положили на лапы сфинкса.
Ночью той полнолуние было...
А наутро все увидели сфинкса с лицом, которое было скульптором нарисовано на папирусе.
Все попадали на колени. Вельможу разбил удар.
Сам фараон пожаловал посмотреть на чудо.
Посмотрел. Велел загримировать себя под бога Амона.
Именно тогда написали жрецы на камне:
"Когда люди узнают, что движет звездами, сфинкс засмеется, и жизнь на земле иссякнет".
Вырубил лицо сфинксу Полувовка. Ночью. Вовка держал его на плечах. Хотя и окреп он и возмужал, но никогда доселе такой тяжести на плечах он не чувствовал. Как будто тяжесть работы, которую выполнял Полувовка, так же легла на Вовкины плечи. С каждым часом работа становилась все сложнее, все тяжелее. Почувствовал Вовка - ну не хватит у него силы, чтобы продержаться до рассвета.
Когда же полировал Полувовка сфинксу его божественно-слепые глаза, ноги у Вовки подкосились. Тогда и закричал Вовка голосом последней надежды: "Помоги, первый "А", помоги..."
Всему первому "А" приснилось перед рассветом такое: держат они на своих плечах великую работу, за которую мастер уже отдал свою жизнь. А тяжесть все наливается, потому что работа к концу идет. И не работа это уже, а слияние двух пределов - мертвого камня и живого таланта.
И выстоял первый "А".
Правда, всех было утром не добудиться. Все ворочались и стонали даже лягались. И, разбуженные, поползли умываться на четвереньках. А Яшка Кошкин в коридоре уснул на собачьем коврике. И Яшкин пудель Барбос, собака ласковая и тишайшая, зарычал, когда мама нацелилась Яшке уши надрать.