Макс Бор и Зеленая Борода
Шрифт:
Очень скоро Даниил Алексеевич стал неимоверно популярен не только в школе, но и за её пределами. За глаза его все, от мала до велика, называли Данила-мастер. Кто впервые так назвал учителя и тренера Коршункова, никто уже и не помнил, но приклеилось это гордое прозвище к нему намертво. Все были рады переезду в Иванов Мох Коршункова, но более всех – школьный физрук Виктор Николаевич Попойников. Виктор Николаевич был человеком пьющим. В той мере пьющим, что его «говорящая фамилия» давно перестала кого-то забавлять. На работу физрук, как правило, приходил уже изрядно нетрезвым. Затем дополнительно «поднимал градус» у себя в закутке, гордо именующемся «тренерской». С учениками у Попойникова установились отношения, при которых никто друг другу не мешал. Опираясь в большей мере на собственное настроение (которое во многом зависело от типа напитка, употреблённого внутрь), чем на учебный план, физрук кидал детям футбольный
– Опять дрыхнет наш Попойников! – смеялись пацаны да девчонки.
– Какой там Попойников? Тут уж вообще полный Покойников! – блистал остроумием кто-нибудь из самых бедовых. – Бухой в нуль, только бы на пол не напрудил!
– А ты тряпку подложи, коль такой заботливый! – кричали остряку в ответ. – Или банку поставь какую.
– Да не вопрос! Только, чтоб всё по чесноку было, давайте кто-нибудь со мной в «камень-ножницы» вначале. Кто продует – летит за тряпкой.
В общем, когда Попойников выходил к концу урока из своего анабиоза, под стулом у себя обнаруживал половую тряпку. Или некую ёмкость вроде пустой консервной банки. Физрук не обижался. Он давно разучился это делать. Директор терпела Попойникова за былые заслуги, а также за то, что помимо «проведения» уроков физкультуры и труда, он совершенно бесплатно выполнял роль рабочего по зданию. С появлением секции Коршункова на уроках физкультуры стало исключительно малолюдно и тихо. Члены секции получали у тренера специальные справки, и к физруку могли являться лишь на зачёты. Довольный жизнью и энтузиастом-каратистом Попойников теперь мог преспокойно уходить дремать в тренерскую, оставляя двоих-троих не охваченных эпидемией карате вяло пинать мяч в зале.
Занимались в секции у Коршункова и неразлучные Макс Бор с Денисом Фоминым.
– Я бы хотел сделать тебе одно предложение, Максим… – интригующим тоном проговорил Даниил Алексеевич.
Максим удивлённо посмотрел на своего педагога. Другой бы учитель на его месте распекать начал, грозить вторым годом, а тут на тебе – предложение. Впрочем, чему удивляться? Это же Кор-шун-ков!
– Какое предложение, Даниил Алексеевич? – спросил Бор.
– Видишь ли, Максим… Как ты относишься к науке? А точнее, к биологии как к науке? Открывать новые вещи, которые до тебя не были никому известны, исследовать природу, наблюдать за животными… Биология ведь, как ты знаешь, изучает живой мир планеты. Человек – всего лишь часть живого мира, хоть и частенько забывает об этом, нахлобучив себе на голову когда-то корону царя природы. Но ведь не станет животных и растений – не станет жизни на планете. А значит, не станет и нас, людей!
Максиму стало скучно.
– Ну, это… Природу надо защищать… – рассеянно пробормотал он. Максим очень уважал своего тренера и учителя, но биология была ему глубоко не интересна. Впрочем, как и география, химия, физика и любая другая наука. Мальчик стоял, заложив руки за спину, кусал нижнюю губу и рассеянно глядел мимо учителя. Там за его спиной, за настежь распахнутым окном, начиналась настоящая жизнь. Там начиналось ЛЕТО…
Даниил Алексеевич внимательно посмотрел на Макса, затем, проследив за его взглядом, взглянул в окно, чуть заметно улыбнулся и произнёс, чуть понизив голос:
– На самом деле, Макс, с заданием, которое я хочу тебе дать, справится не каждый. Это задание для сильного, смелого и внимательного человека.
Бор перестал скучать. Он посмотрел на учителя с неподдельным интересом.
– А что надо будет делать?
– Ты хорошо знаешь речку нашу, Бобриху?
– На пять баллов! – хвастливо заявил Макс, но потом вспомнил про другие свои «два балла» и добавил уже гораздо скромнее: – Прилично знаю, Даниил Алексеич, мы же с пацанами с детства постоянно на реке. Зимой даже по льду на лыжах бегаем.
– Ну, до зимы далеко, а вот лето это ты точно проведёшь на реке. Если, конечно, готов стать… агентом-исследователем.
Словосочетание «агент-исследователь» Максу понравилось. Было в нём что-то такое… Сразу вспомнились любимые «Секретные материалы» и агент Фокс Малдер.
– Всегда готов! – быстро, чётко, совершенно по-пионерски отчеканил Бор, рождённый в самом конце 80-х годов XX века и, разумеется, не бывавший не только в пионерах, но даже в октябрятах.
– Что ж, твой энтузиазм мне нравится. Итак. Я подготовил для тебя темы научно-исследовательских работ. Повторю: научно-исследовательских. Забудь на время, что ты ученик седьмого класса. На это лето ты становишься человеком науки. Так что прошу тебя отнестись к работе со всей серьёзностью! Ты можешь изучать водные растения, можешь – видовое разнообразие рыб Бобрихи. А можешь взять экологическую тему – обследовать берега и дно реки. Выявить
– А можно я про рыб тему возьму. И экологическую тоже, – загорелся Бор.
– А потянешь две темы, Максим? – усомнился Коршунков.
– Да потяну, не волнуйтесь! – убеждённо заявил Макс. – Только, Даниил Алексеевич, а можно я не один буду работать, а с Фомой? Ну с Фоминым то есть.
Глава вторая
– Делать тебе нечего! – категорично выпалил Денис Фомин и выразительно покрутил пальцем у виска. – Дурила! Меня ещё припряг… Лучше бы осенью всё пересдал, и всё! Ты что думаешь, охота педагогам с тобой возиться? Сдал бы, как миленький, и перешёл в восьмой. А теперь будешь по реке целыми днями шастать, как заведённый. Тоже мне исследователь… Академик!
Фомин удивительно не похож на своего лучшего друга Макса: невысокий крепыш, темноволосый и кареглазый, с сильными мозолистыми руками настоящего мужика, привыкшего с малолетства к простому и грубому физическому труду. В отличие от Бора, Денис – не большой любитель читать, да и к современной музыке относится с некоторой прохладцей. Фомин из тех людей, кому в этой жизни всегда и всё ясно. Жизнь для Дениса – прямая, основательно укатанная дорога, хорошо освещённая фонарями. После школы – в армию. Желательно, конечно, попасть в десантуру, как его отец когда-то. Или, скажем, в морпехи. Потом – на сверхсрочную. А не выйдет – можно после армии в менты податься, в район или в область. Нормальный мужик – это мужик в форме. Все остальные – так, «буратины», заготовки под человека. Добрый и даже мягкий от природы Денис выбрал для себя эту установку раз и навсегда и всячески старался ей соответствовать даже в мелочах: говорил рублеными фразами, был несколько грубоват в общении с друзьями, соседями и даже – с девчонками. Макс слишком хорошо знал своего друга, поэтому только усмехнулся, когда тот «включил солдафона».
– Ну, завёл старую песню. Слушай, я вообще не знаю пока, что моё, а что – не моё. В поиске я, понимаешь? Вначале же может казаться: фигня фигнёй, потом распробуешь – так и не фигня ни разу, а наоборот, вполне прикольное дело, интересное. Может, и наука эта, биология разная – не муть вовсе. Ты лучше скажи, со мной ходить по реке будешь? Тебе, кстати, можно и не ходить. У тебя же оценка стоит уже. Тебе – так, по желанию.
– Ага… Одного тебя брошу, ходи-гуляй. Знамо дело, буду!
Ночью Максиму приснился очень странный сон, интересный и захватывающий, будто хороший фантастический фильм. Он, Макс Бор, бредёт по берегу реки. Вернее, реку он ещё не видит, но точно знает, что там, за камышами, небывало высокими и густыми, будто бамбуковые заросли горного Китая, течёт Бобриха. Именно Бобриха, а не Нил, Амазонка, и даже не Волга. На небе играет лучами солнце, ярко-оранжевое и какое-то ненастоящее, будто нарисованное. Громогласно стрекочут кузнечики, и песня их звучит не как обычное стрекотание, а будто целый струнный оркестр: скрипки, виолончели. По обочинам тропинки, по которой идёт, осторожно ступая, Макс, сидят лягушки. Или жабы? Он не может разобрать. Здоровенные, с большое блюдце, ярких, кричащих цветов. Будто живая радуга. Одна красная, другая – оранжевая. И так далее, вплоть до фиолетовой.
– Каждый охотник желает знать, – бормочет Максим про себя слова детской запоминалки, – где сидит фазан.
Жабы сидят молча, не двигаясь с места, только хлопают удивлённо глазами, глядя на Макса. Так, будто никогда в жизни не видели человека. Затем самая первая из жаб, красная, запевает. Густо, басовито, но очень музыкально. Голос её… Он просто ни на что не похож. Так хочется описать его как-то, этот голос, чтобы запомнить, а потом, возможно, даже рассказать кому-то, но подходящие слова решительно не хотят находиться. Максим раздражённо пинает, не просыпаясь, скомканное одеяло. Меж тем запела и вторая жаба, тоном выше, третья. И так – все семь. Самая маленькая, фиолетовая, поёт самым высоким тоном, тоненько, даже немного пискляво. Голоса жаб сливаются воедино со звуком скрипок и виолончелей кузнечиков, и начинает выстраиваться мелодия. Прекрасная мелодия. Удивительно. Вот бы записать её на кассету или на «болванку»! Но как? Максим снова пинает многострадальное одеяло. И в этот самый момент сквозь жабий хор и звуки музыкальных инструментов он слышит голос. Звучный, властный, но при этом очень спокойный. Голос этот идёт не снаружи, а будто бы изнутри, рождаясь в голове Максима, в самых глубоких недрах его мозга.