Максим и Федор
Шрифт:
ПЁТР: Каждый живёт так, как того за…
МОТИН (перебивает): Вон Андрей Белый пишет, что мол, Блок, хотя и не был с ним в приятельских отношениях, прислал тысячу рублей, и он мог полгода без нужды заниматься антропософией. Антропософией, а? Вот, гады, жили! (Залпом выпивает). Да избавьте меня на полгода от этой каторги, я вам такую антропософию покажу!..
ЖИТОЙ: А вон эти ваши, как их… Максим с Фёдором — вроде не работают, а, Пётр?
ПЁТР: Не работают.
МОТИН (зло): Как так?
ПЁТР: Да вот
ВОВИК: Давно?
ПЁТР: Не знаю даже… Василий, ты не знаешь?
(Василий мотает головой).
САМОЙЛОВ: А чем они занимаются?
МОТИН: Да ничем! Пьют! Какого лешего вы с ними возитесь — не понимаю. Алкаши натуральные.
ЖИТОЙ: Это всё ладно, а вот давайте выпьем!
(Разливает).
МОТИН: Это что за колбаса?
ВОВИК: Докторская.
ВАСИЛИЙ: Нет, с Максимом и Фёдором не так просто…
МОТИН (перебивает): Да ладно… Видел я ваших Максима и Фёдора, хватит. Алканавты натуральные.
ЖИТОЙ: Слушайте, а что там, я слышал, убили кого-то?
(В это время Самойлов включает магнитофон. Слышен плохо за писанный «Караван» Эллингтона.)
МОТИН: Выруби.
САМОЙЛОВ: А может, поставим чего-нибудь? Пётр, у тебя битлы есть?
ПЁТР: Нет, сейчас нет. Пусть это будет, убавь звук.
САМОЙЛОВ: А что это?
ЖИТОЙ (Вовику): Ты будешь допивать или нет? Видишь, все тебя ждём!
ПЁТР: Эллингтон.
ЖИТОЙ: Ну, я вермут открываю. Вы как?
ВАСИЛИЙ: Давай.
САМОЙЛОВ: Нет, не надо Эллингтона.
ВАСИЛИЙ: Оставь Эллингтона, говорю!
(Житой разливает).
ВОВИК: Так кого убили-то?
ПЁТР (взглянув на Василия): Сосед там у них был, у Максима с Фёдором, милиционер. Его и убили.
ЖИТОЙ: Кто?
ПЁТР: Неизвестно.
ЖИТОЙ: Как? Не нашли? Его где убили?
ПЁТР (с неохотой): Да там убили, дома.
ЖИТОЙ: Во дали! А кто там ещё живёт в квартире?
ПЁТР: Да один там… Кобот.
ЖИТОЙ: Может, он и убил? Где там этого милиционера убили? Чем?
ПЁТР: Застрелили… В комнате этого самого Кобота.
ЖИТОЙ: А Кобота забрали?
ПЁТР: Нет.
ЖИТОЙ: Тут надо выпить.
(Разливает).
ВАСИЛИЙ: Да нет, так просто не рассказать. Мы с Петром этого милиционера и не знали, я так видал пару раз на кухне. Ну ясно, что это такой человек, считающий себя вправе судить другого. Такие как раз приманка для дьявола — не он убьёт, так его убьют. Просто рано или поздно нужно быть заранее готовым… Как стихийное бедствие. То есть не в том дело, что он просто подвернулся…
САМОЙЛОВ: Да, кто убил-то?
ВАСИЛИЙ: В том-то и дело, что вроде, Кобот, а вроде и нет. Просто Кобот на какое-то время полностью подчинился от страха силам зла, стал их совершенным проводником.
ЖИТОЙ: Не понял.
ВАСИЛИЙ: Ну, так было, что милиционер в чём-то подозревал Кобота — допытывал, допытывал…
ЖИТОЙ:
ВАСИЛИЙ: Нет. Как бы это объяснить… Ну вот знаешь, если человеку каждый день говорить, что он свинья, то он действительно станет свиньёй. Просто сам в это поверит. Есть такой догмат в ламаизме, что мир — не реальность, а совокупность представлений о мире, то есть если все люди закроют глаза и представят себе небо не голубым, а, например, красным, оно действительно станет красным.
(Самойлов иронически всех оглядывает, подняв одну бровь выше другой. Житой мается.)
МОТИН: Слушайте, а может быть хватит, а?
ВАСИЛИЙ: Сейчас. Так вот Пужатый был до того уверен, что Кобот — преступник, так его замотал, что Кобот совсем запутался и поверил.
ЖИТОЙ: И кокнул?
ВАСИЛИЙ: Да нет же! Не совсем… Просто Пужатый выдумал, создал беса, который его же и убил.
САМОЙЛОВ:
У попа была собака, Поп её любил. Она съела кусок мяса, Поп её убил.(Василий с тоской дёргает плечами. Пьёт)
ВОВИК: А это тоже Эллингтон?
(Пётр кивает).
ВАСИЛИЙ: Кобот не убивал! Он, может, вообще спал в это время; но каждая злая мысль — это бес, который…
ПЁТР (перебивает): Не в том дело, Василий. Я сначала совсем не поверил, что Пужатого убили, тем более, что Кобот убил, написал стишок…
ВАСИЛИЙ: Ну?
ПЁТР: А Максим мне сказал — я точно запомнил — «И ты доиграться хочешь?»
ЖИТОЙ: А пока выпьем!
(разливает).
ПЁТР: Понимаешь, что он этим хотел сказать? Что такой человек, как Кобот, именно простой, без всякого отличия человек, мещанин — к такому-то как раз лучше не подступать, с таким шутки плохи, у такого неведомые ресурсы. Именно такие, незаметные и определяют твою судьбу — не ты ли, Мотин, жаловался?
МОТИН: Слушай, хватит…
ПЁТР: Максим так и сказал — мол, оставь его, доиграешься.
САМОЙЛОВ: Я не понимаю, что это ты так ссылаешься на этого Максима, будто на учителя?
МОТИН: Как дети малые — что Пётр, что Василий! Носятся, как с писаной торбой, с этими алкашами, носятся…
ПЁТР: Но они действительно нам что-то… Кое-чему научили…
САМОЙЛОВ: Чему?
ПЁТР: Так конкретно трудно сказать. Ну, ты читал о дзене?
МОТИН: Знаю, я ж тебе «Введение в дзен-буддизм» давал!
ПЁТР: А ты находишь, что Максим и Фёдор часто себя ведут как бы…
МОТИН: По дзену?
(Все, даже не слыхавшие о дзен-буддизме, смеются. Василий улыбается).
ПЁТР: А что?
ЖИТОЙ: А то, что нам пора выпить!
(Разливает).
МОТИН (Самойлову): Сделай погромче. Или это тоже Эллингтон?