Максим и Федор
Шрифт:
ПЁТР: Нет.
ЖИТОЙ: Ну, ребята, нормально выпили сегодня. Ещё бы по фуфырю — и не стыдно людям в глаза будет взглянуть.
САМОЙЛОВ: Сходим за гитарой?
ЖИТОЙ: Куда?
САМОЙЛОВ: У меня парнишка знакомый рядом, может, у него есть.
ЖИТОЙ: Ты чего? Мы пойдём, а они тут всё допьют?
ВАСИЛИЙ: Зачем тебе гитара?
САМОЙЛОВ: Лёшка, давай сбегаем тут рядом.
ЖИТОЙ: А! Хрен с тобой! Давай-ка на дорожку! (Пьёт). Смотрите, без нас не очень!
ПЁТР: Хорошо Самойлов ведёт себя сегодня, без выпендрона.
ВАСИЛИЙ: Да, это надо зарубку сделать.
ПЁТР: Слушай, а чего ты там плёл насчёт Максима? Что он душу дьяволу продал? Притчу какую-нибудь
ВАСИЛИЙ: Почему спьяну? А, так вот я остановился, что задача дьявола — дать Максиму понятие о зле. Это и нетрудно, мир во зле лежит, а у Максима ещё и дьявол в помощниках.
ПЁТР: Он у всех в помощниках.
ВАСИЛИЙ: Ну, вот дьявол Максима и подначивает — чего не пользуешься? Давай, развивайся; хочешь, знание книг всех в тебя вложу, хочешь, поедем путешествовать — по опыту всё узнаешь. Ведь бесу для начала нужно, чтобы Максим поумнел, чтобы было чем искушать; а во-вторых, как митрополит Антоний говорит: зверям закона не дано, да он с них и не спрашивает. А вот со знающих, вот с них по знанию и спросится. Незнание закона освобождает от ответственности.
ПЁТР: Ну не думаю. Колесо санс…
ВАСИЛИЙ: Прошу, не перебивай. Сыт я твоим колесом сансары. Конечно, не совсем так. Но где ж ты увидишь, чтобы человек за кружку пива от Бога ушёл? А Максиму, собственно, ничего не надо, — не подкопаться — ни сокровищ, ни власти, ни суккубов там обольстительных. Чист, как киник, и знает, что ничего не знает, а то что пьёт — чего там… Что ж, говорит, можно и путешествовать. Отправились Максим с бесом в путешествие. Поехали аж на другой конец света, видели там… Видели там индейцев настоящих: круглый год в туристских палатках живут и не работают. Были в Майнце, где Майн впадает в Рейн, видели пожар и как человек из окна на простыню прыгал. Были в Голштинии, были в Паннонии, ничего особенного не видели. Были в Ирландии, видели мужика с бородой и грудями до пупа. А в Амстердаме видели магазин, где бутылочного пива одного 80 сортов, не считая баночного. Были в Саваттхи и Джеттаване, видели как электростанция разрушилась. Были на Сандвичевых островах, видели такую рыбу зелёную, что как посмотришь, так и блеванёшь. Были в Орехово-Зуево, там у ларька длинная очередь. Один мужик, чтобы очередь не пропустить, прямо в очереди мочился несколько раз. Из всего путешествия этот мужик Максиму больше всего понравился, решил взять его с собой. Это Фёдор.
ПЁТР: А! А я думал ты кончишь тем, что Фёдор — это Мефистофель и есть.
ВАСИЛИЙ: Были потом в Приене ионическом, видели памятник Бианту с надписью:
«В славных полях Приенской земли рождённый,
почиет здесь, под этой плитой,
светоч ионян — Биант».
Надпись была, правда, на древнегреческом, и Максим не смог её прочитать. Тут он впервые пожалел, что не умный. Были в Фивах, видели мудрого мужа, который на вопрос, чему научила его философия, отвечал: «Жевать бобы и не знавать забот». Максим не понял, ну и снова захотел стать умным. И говорит дьяволу: хочу стать умным. А дьяволу того и надо. Раз — и стал Максим умным, как… Как два Платона. Долго сидел Максим такой умный и ничего не говорил. Открывал было рот, чтобы сказать что-то, но снова его закрывал.
(Пётр разливает с нетерпением).
ВАСИЛИЙ: И был его ум так велик, что сам мог понять свою ущербность. Ведь один ум — что с него? Разве философом делаться, или математиком, или вождём народным. Ну и что?
ПЁТР: Как, ну и что?
ВАСИЛИЙ: Ты же сам говорил — помешались на самоочевидности разума?
ПЁТР (раздражённо): Видел я, куда
ВАСИЛИЙ: Вот расскажу тебе такой случай. Был я на конференции по Достоевскому — хорошо, здорово, все докладчики — ученики Лотмана да Бахтина. Кончилась конференция, начались обсуждения… Выходит старичок какой-то, аж трясётся от волнения. Он вовсе не готовился выступать, он вообще говорить не умеет «как по написанному»; просто очень любит Достоевского. Этот старичок очень рад и взволнован, что услышал столько мудрых речей, ну и хочет поблагодарить, как умеет, этих мудрецов, да всё не складно говорит, волнуется очень. И вот эти мудрые люди, наизусть Достоевского знающие (ты учти — именно Достоевского!), начинают над ним ржать! Куда, мол, со свиным рылом в калашный ряд! А? Вот тебе и ум. Что бы тут сказал Фёдор Михайлович?
(Пётр разливает).
ВАСИЛИЙ: Эти докладчики очень умные, прямо страх, какие умные! Да не ущербен ли ум один? Ну ладно, вот и Максим почувствовал это. Слушай, ты мне вермута в водку налил! А что Максиму делать? Что ещё попросить? Пискнул было в отчаяньи, что, чего там мелочиться, раз путь Бога теперь недоступен — делай меня антихристом. Бес ему: нечего, нечего, много таких желающих, — а сам-то рад, думает — дело в шляпе. Тут Максим очнулся, головой встряхнул, опомнился, да не совсем. Ну тогда, говорит, хочу благодати Божьей. Бес на него только шары выкатил. Опомнился Максим, засовестился, улыбнулся горько. Как ему с бесом бороться? Бог-то простит…
ЖИТОЙ (входя): Да они уже вермут открыли! Самойлов, давай-ка!
(Житой разливает, Самойлов с мудрым видом настраивает гитару).
ПЁТР: Ты нам-то налей.
ЖИТОЙ: Да налью, не ссы! (разливает). Мотин, ты так до утра и проспишь?
ВАСИЛИЙ: Пусть спит, у него действительно работа хреновая.
ПЁТР (Василию): И чем дело кончилось?
ВАСИЛИЙ (после паузы): Да ладно… Как-то не знаю уже. Ну победил Максим, остался, правда, без ума, да и из Японии своим ходом добирались.
ЖИТОЙ: Кого победил?
ВАСИЛИЙ: Да нет, я так…
ПЁТР (строго): Причём здесь Кобот? И работа?
ВАСИЛИЙ: Ни причём, успокойся.
ПЁТР: А помнишь, как Максим: «и ты доиграться хочешь?» И с дьяволом со своим этим вечно… Такую байку меньше всего к Максиму можно отнести. Да ты уж пьян, вижу!
ЖИТОЙ: Нормально выпили!
(Самойлов с сосредоточенным видом играет отрывки разных мелодий. Он играет очень быстро и чуть трясётся.)
САМОЙЛОВ (хлопнув себя по колену): Эх, Лёшка, наливай, поехали!
ЖИТОЙ: А! Чего там! Давай! (разливает).
САМОЙЛОВ: Ну, начинайте, что хотите, а я продолжу. Любую песню.
(Небольшая пауза).
ВАСИЛИЙ:
Гул затих, я вышел на подмостки. Прислонясь к дверному косяку. Я ловлю в далёком отголоске, Что случится на моём веку.САМОЙЛОВ (подхватывает):
А в это время На столе стояли три графина. Один — с карболовой водой. Другой — с настоем гуталина. А третий — и вовсе был пустой!