Максимализмы (сборник)
Шрифт:
Все простые люди по фамилии Иванов, произносят свою фамилию с ударением на последнем слоге – Иванов.
Однако, писатели и художники с такой же фамилией отмежёвываются от черни и произносят свою фамилию с ударением на втором слоге – Иванов.
Оказывается, от перемены места ударения сумма впечатлений значительно меняется.
Сразу вспоминается анекдот:
В портфеле носят документы, а в портфеле – документы.
Так сменой ритма достигается впечатлительная видимость различия.
Мы, мужчины, любим всё, что приносит нам оргазм: прежде всего самого себя, потом все живые существа, с мокрыми, горячими отверстиями и языками. Затем неживые отверстия, имитирующие живые. А потом – изображения существ с означенными характеристиками, пребывающие в порнографии и в собственных фантазиях.
Судя по широте охвата объектов, мужчины – весьма любвеобильны.
Одно из главных правил в торговле – не называть цену первому, а выжидать, когда её назовёт торгующийся с тобой. Быть может, общество и ставит проституток на низший социальный уровень потому, что они первыми называют себе цену, и поэтому не получают максимально возможные деньги, которые они могли бы выжать из мужчины.
Порядочная женщина свою цену не называет, а позволяет мужчине начать торговлю и, торгуясь, наконец раздвигает ноги, давая знать, что цена стала приемлемой. Таким способом они могут заполучить гораздо больше, чем проститутка. А так как умение торговать является самым важным талантом в человеческом обществе, то приличные женщины, будучи лучшими торговками, забираются на высшие ступени социальной лестницы.
По той же причине общество обрушивается на секс несовершеннолетних, так как они вообще лишены умения торговаться и лишь следуют своей свежеобретённой похоти.
Но это недопустимо – бесплатная ебля подрывает фундамент человеческого общества.
Венера разрешила мне прийти, хотя собиралась уезжать к клиенту. С меня она денег не брала – у нас были свои счёты.
Мы их свели, и тут Венера прорезается просьбой (не даром же она меня пригласила). На сайте, где добрые женщины себя рекламируют, их клиенты излагают свои впечатления от испытанного. У Венеры там сплошные восторженные отклики, да только вот один последний понаписал разных гадостных неправд из-за того, что Венера отказалась лизать его зад. Причём не вообще, а лишь за те деньги, которые были оговорены для совокупления. Дополнительные он платить отказался.
Вот Венера и попросила меня, чтобы я своим литературным даром разделал бы этого мужика в пух и прах, вдоль и поперёк, вкривь и вкось, а также – спереди и сзади. Чтобы ощутить и нейтрализовать его грубость и чтобы его заметка не повлияла на безупречную репутацию Венеры.
Я предложил написать в стихах, но Венера сказала, что это будет перебором и что художественной прозы вполне достаточно.
Я пошёл отрабатывать полученное от Венеры наслаждение, а Венера – отрабатывать полученные от клиента деньги.
Благо, работа как у неё, так и у меня была творческая.
Мы с ней спим под ручку, и она ревнует меня к женщинам и звёздам, на которые я смотрю.
– Не мучайся несуществующим, – успокаиваю я её.
– Никогда не знаешь, что существует, а что – нет, –
Нарушение границ в художественном мире становится эстетически ценным только тогда, когда оно устанавливает новые границы.
Меня не интересуют люди. Меня интересуют их половые органы.
Людьми лишь приходится интересоваться, чтобы добраться до их половых органов.
Недавнее освобождение из 18 летного заточения Jaycee Dugard, которую выкрали в 11 лет и которая родила от насильника двоих детей, снова навело меня на мысли о детях, рождаемых в результате изнасилования. Выбора рожать или делать аборт у Jaycee не было, дочек она свято любит, они нормальные умненькие девушки, согласно её заверениям, и только благодаря им ей удалось сохранить силу духа.
Я уже писал о парадоксе [42] , когда в результате изнасилования и несмотря на женскую ненависть к насильнику рождается огромная любовь к ребёнку – результату этого ужасного, как его принято называть, события.
Если изнасилование (преступление) рождает великую любовь (ребёнка), то можно ли сказать, что нет худа без добра, или это будет восприниматься кощунством?
Но теперь я задумался над другим вопросом: почему одни женщины абортируют зародыш, возникший в результате изнасилования, а другие оставляют его жить?
42
См. эссе «Бесчестье для мужчин» в книге Михаила Армалинского Что может быть лучше? М., Ладомир. 2012.
Даже самые заядлые антиабортщики часто делают исключение и позволяют женщине сделать аборт в случае изнасилования.
По-видимому, женщина, зачавшая от насильника, предчувствует, что может полюбить родившегося ребёнка, но в то же время будет постоянно видеть в ребёнке образ его ненавистного отца-насильника. Вот почему изнасилованная женщина не хочет иметь ничего общего с ненавистным мужчиной (мужчинами) и делает аборт.
Однако немало женщин, которые, зачав от изнасилования, решают оставить ребёнка. Можно ли объяснить это решение тем, что с течением недолгого времени происшедшее насилие начинает представляться для женщины не таким уж и ужасным. Тогда становится понятным, что она радуется ребёнку и любит его.
Решение женщины оставить после изнасилования ребёнка или сделать аборт определяется её отношением к случившемуся – если изнасилование представляется ей истинной трагедией, то она сделает аборт. Так, если женщину истязали при изнасиловании, унижали и подвергали всяческим мучениям, то она скорее всего не оставит ребёнка.
Если же изнасилование было без нанесения увечий, а ещё лучше – было идеальным [43] , то тогда вполне естественно, что женщина может решить оставить ребёнка.
43
См. с. 121 наст. изд.