Максимилиан I
Шрифт:
Известно лишь несколько имен матерей его многочисленных внебрачных детей, например, девицы фон Раппах, в 1512 г. вышедшей замуж за Георга фон Роталя. Дочь от этой связи была необычайно красивой девушкой. Император, исполненный гордости, сам повел ее к алтарю на двойной свадьбе в Вене. Барбара сочеталась браком с особенно любимым другом своего отца, Зигмундом фон Дитрихштайном, за короткое время с помощью императора сделавшим вполне заслуженную карьеру.
Среди многих дочерей императора, чьи имена исчезли во мраке истории, есть некая Марта, бывшая замужем за графом фон Хельфенштайном. Судьба ее мужа трагична: в 1525 г., во время большого восстания, крестьяне проткнули его рогатиной в числе других семидесяти дворян. Элизабет вышла замуж за графа Марки Бранденбурга и умерла в 1544 г. Летописцы очень коротко упоминают еще о двух дочерях: о Доротее, поначалу, так же как и Анна, исполнявшей обязанности придворной дамы Марии Венгерской; впоследствии обе сделали прекрасные партии в Нидерландах. Доротея в последние годы
Слухи о том, что многолетний советчик и друг Максимилиана, ставший впоследствии архиепископом Зальцбургским, Маттеус Ланг, тоже являлся внебрачным сыном императора — как это многократно утверждалось, — не имеют под собой никаких оснований. Маттеус родился в Аусбурге уже в 1468 г., когда Максимилиан находился в нежном девятилетием возрасте!
С надеждой на будущее
Все годы Максимилиану приходилось вести бурную жизнь, зачастую личные успехи и политические неудачи взаимно уравновешивали друг друга. Даже его враги, всегда настроенные против него, признавали в Максимилиане личность, достойную глубочайшего уважения. Макиавелли, определенно не имевший причины льстить императору, называл его «homo perfetissimo», [7] ведущим себя во время аудиенций чрезвычайно любезно, если гость принимал его предложение. Но он не любил, когда посланник начинал его преувеличенно обхаживать, и ненавидел пустую болтовню. Особенно сдержанным, по словам Макиавелли, император становился, когда речь заходила о чем-нибудь действительно затрагивающем его душу. Впрочем, он постоянно жил в состоянии душевного и физического волнения.
7
Человеком совершенным (лат.).
Максимилиан начал много дел, может быть, даже слишком много, так как не закончил их. И не все его свершения проводились в жизнь только честным путем, ведь хроническая нужда в деньгах иногда заставляла Максимилиана прибегать и к нелегальным методам. Для личных нужд ему почти никогда не требовалось больших сумм: он вел скромную жизнь, изредка выпивая стаканчик вина и довольствуясь простой едой. Одевался он сравнительно скромно, и при французском дворе просто воротили нос от наряда германского короля. Лишь время от времени он давал грандиозные праздники, устраивая их не только из престижных соображений, но и из любви к веселью и из-за своей неудержимой жизнерадостности.
Королю, а позднее императору, требовалось всегда и везде напоминать о себе народу, поэтому в течение долгих месяцев он пребывал за пределами страны или без устали путешествовал по собственному обширному государству. А вдруг он просто канет в забвение, ведь имперские князья бойкотировали почти все его начинания. Какие-нибудь интриганы могли распустить вредные слухи, способные основательно подорвать авторитет короля. Максимилиан предупреждал их заранее, мастерски владея искусством пропаганды: без устали, вновь и вновь показывался народу, совершенно неожиданно появляясь в людской толпе — вот он, живой правитель, которого можно потрогать, — или закатывая грандиозный праздник. Кроме того, он с большой помпой въезжал в города, окруженный необозримый толпой спутников с роскошно украшенными алебардами, в шляпах со страусовыми перьями. За ним шагала придворная капелла, «королевский горнист, флейтист и барабанщик, своей музыкой пробуждавшие веселье во всех сердцах». Максимилиан мог отказаться от многого, но музыкантов он всегда держал при себе, без них он лишался половины радости жизни. Знаменитые люди служили императору и услаждали его слух музыкальными композициями. Например, известный музыкант Пауль Хофхаймер, служивший еще отцу Максимилиана. Он ездил с императором, «как цыган», по стране и лишь после смерти Максимилиана в 1519 г. удалился на покой в Зальцбург, найдя там для себя богатое поле деятельности.
Ликование мужчин и женщин, плотной толпой стоявших по обочинам улиц в надежде увидеть короля с близкого расстояния, не знало границ, когда Максимилиан верхом на коне скакал по улицам, облаченный в великолепные блестящие наряды, доставленные из Милана. Уже издалека на солнце сверкали драгоценные камни — рубины, бриллианты и изумруды. У него могло не быть денег, но он всегда возил с собой драгоценности, стоившие целого состояния.
Максимилиан очень заботливо обращался со своими сокровищами: когда мыл руки, предварительно снимал кольца и передавал их слуге, державшему их во время всей процедуры. Однажды слуга украл кольцо, надеясь, что Максимилиан этого не заметит. Государь посмотрел на него удивленным
Всю жизнь Максимилиан вел себя как чрезвычайно великодушный человек. Однажды венецианец Квирини заметил: он раздаривал все, что имел, а порой и то, чего не имел. Но Максимилиан также выкупал вещи, заложенные в момент нужды. Некоторые украшения уже принадлежали Фуггеру, так как никто не мог выложить за них такую большую сумму, как эти аусбургские купцы. Фуггерам, конечно, доставило совершенно особое удовольствие получить драгоценные вещи прямо из сокровищницы Габсбургов. Но к чести этой семьи, они всегда выражали готовность вернуть их обратно, если Максимилиан мог заплатить выкуп.
Единственному законному сыну, Филиппу, он однажды подарил в Мехельне великолепный аграф, в центре которого сверкал четырехугольный бриллиант, окруженный большим количеством рубинов. Стоимость украшения превышала 16 000 дукатов. Филипп, обрадованный великодушным подарком отца, приказал приделать его к своему повседневному головному убору. По отношению к невестке Максимилиан тоже вел себя как кавалер и светский человек. Получив известие о рождении первого ребенка, он дал поручение Фуггеру украсить стены комнаты роженицы самыми дорогими тканями, какие только можно было найти.
При этом он находился уже по уши в долгах у Фуггеров. Отношения Максимилиана и банковского дома заметно охладились, так как Якоб Фуггер давно знал: для Габсбургов будет невозможно вернуть взятые взаймы деньги. Они, как и прежде, вели себя с королем очень вежливо, но в высшей степени сдержанно, когда тот лично являлся с просьбой о финансировании своих великих планов. Руководствуясь безошибочным инстинктом, Фуггеры взяли в качестве залога серебряные шахты в Тироле и оглядывались вокруг в поисках других доходных мест — у них было чутье на новые источники доходов. При этом они дальновидно разрабатывали новые рынки на востоке: в Венгрии обнаружились месторождения меди, а этот металл магически притягивал Фуггера. Но для доступа к сокровищам требовалась большая поддержка со стороны короля. Максимилиан, зависимый от фуггеровских гульденов, порасспросил людей, знающих толк в заемах и хозяйственных договорах, обо всех возможностях, которыми он может располагать, а затем неожиданно для Аусбургского торгового дома подписал с несколькими банкирами договор по меди, поначалу сведя на нет все надежды Фуггера на монополию.
Результата, ожидаемого Максимилианом от этих договоров, не последовало. Он намеревался освободиться наконец из-под власти Фуггера и стать независимым. Но поскольку его любимый Тироль гигантскими шагами двигался навстречу государственному банкротству, Максимилиану пришлось заложить некоторые города и в конце концов признать себя побежденным и помириться с Якобом Фуггером. Якоб пожелал отпраздновать примирение и устроил в честь короля праздник, своим блеском затмивший все бывшие до него. Фуггер встретил Максимилиана перед городской стеной в великолепном саду, и вместе они поскакали в направлении Аусбурга. У городской стены навстречу им вышло своеобразное шествие: «девушки для увеселений», уже долгое время враждовавшие с отцами города, воспользовались возможностью и обратились к королю с просьбой взять их под свою защиту и позволить наконец войти в город. Женщины окружили Максимилиана и под громкие крики и шутки определенного смысла приготовились взять короля в плен. Это соответствовало вкусу короля! Смеясь, он обещал помочь дамам, если они выстроятся гуськом, причем первая будет держаться за хвост его белой лошади, другая за первую и так далее. В таком виде процессия вошла в Аусбург, к большой досаде отцов города, отчаявшихся найти управу на «веселых дам».
Жители города на Лехе устроили для любимого короля поистине необыкновенный праздник. Аусбургцы предложили все возможное для развлечения Максимилиана, они хорошо помнили о многих добрых делах, совершенных им для города. Например, он приказал проложить водопровод, когда увидел, каких усилий стоит женщинам носить воду из колодца.
И на этот раз, как всегда бывало на праздниках в честь короля, подготовили большой турнир, на котором Максимилиан, невзирая на появившиеся у него седые волосы, сражался, как юноша, до полного изнеможения и одержал победу. Он находился, как и прежде, в прекрасной физической форме, дни напролет упражняясь в боевом искусстве, в основном по вечерам перед едой, с преданным другом Вольфгангом Польхаймом, находившимся рядом с ним на протяжении всей жизни. Язык не поворачивался назвать короля пожилым человеком, каковым он, собственно, уже являлся по представлениям современников. Его тело было стройным и натренированным, лишь на лице выступило несколько морщин, следы многочисленных разочарований. Но в душе Максимилиан оставался молодым: он еще мог смеяться во все горло над доброй шуткой и веселился, если кому-нибудь из его людей удавалось подшутить над ним. Внимательно выслушивая насмешников и дураков, он таким образом узнавал «многие интимные вещи, которые пытались скрыть от него». В отличие от короля Франции, окружившего себя почти исключительно дворянами, немецкий король смеялся и шутил со своими подданными, то тут, то там выпивая с ними стаканчик вкусного вина, и кружился в танце с той или иной молоденькой горожанкой.