Мактуб. Пески Махруса

Мейер Лана

– Я знаю, Эйнин. Если роль хозяйки и жены для тебя недостойна,то роль наложницы и шлюхи, видимо, будет привычнее, – резко бросаю я,и она смертельно бледнеет, распахивая ресницы, из уголков глаз стекают мoлчаливые слезы, оставляя соленые дорожки на впалых щеках.

– Я думала…

– Что ты думала, Эйнин? Что я прекрасный рыцарь, спасающий тебя от всех невзгод? Или что люблю тебя?

– Лучше заткнись!

– Так я люблю, Эйнин, но для тебя это плохая новость. Это значит, что я никогда тебя не оставлю, достану из-под земли, с того света, если придется. Найду, где бы ты ни была, куда бы ни спряталась. Я от всех тебя могу спасти,и от них тоже, - киваю в сторону окружающих нас солдат. – Но знаешь

почему?

Она молчит, глотая слезы и отрицательно качая головой. Опуская запястья Эрики, сдергиваю зубами перчатку с руки и прикасаюсь кончиками пальцев к ее щеке.

– Потому что как от себя спасти, не знаю. Но я придумаю что-нибудь. Обязательно, Эйнин.

– Каттан, надо уходить. Нас засекли. В небе вертoлёты ВВС Израиля, – докладывает взволованный голос одного из старших агентов за моей спиной.

– Собирай группу. Уходим, - твердым голосом отдаю распоряжение, не отрываясь от Эйнин. Она сжимает губы, в последний момент разгадав выражение голода на моем лице.

– Не смей, – вырывается у нее, и я жадно запечатываю ее рот жестким поцелуем, до синяков сжимая точеные скулы, проталкиваю свой язык между жемчужных зубов, полностью порабощая сладкую крепость. Она мычит и упирается, впивается зубками в безжалостного наглого захватчика. Я отвечаю ей тем же, и она кричит мне в губы, наша кровь смешивается, попадая в горло, обдавая металлическим соленым привкусом. Запускаю пальцы в ее волосы, с силой обхватывая затылок. Поцелуй, больше напоминающий укус, становится глубже, яростнее. Я разбиваю ее оборону снова, и она сдается с тихим потрясённым всхлипом. Вот так, детка, ты должна запомнить, кто владеет тобой. И этот факт не изменят никакие внешние обстоятельства и преграды. С хриплым стоном отрываю ее от себя, тяжело дыша и глядя в потемневшие мятежные глаза. Израильские пограничники близко. Пора, черт возьми. Пора!

– Не забывай меня, детка, – натянуто улыбаюсь я, слизывая каплю крови с нижней губы.

– Сэр, у нас нет разрешения на нахождение в этой зoне, - настойчиво говорит агент, пристально наблюдая за нами.
– Что делать с американцами?

– Пусть уходят. У них ничего нет. Мы ликвидировали пoдданного своего государства. Это не их юрисдикция, – холодно отрезаю я, отпуская Эрику, и перевожу взгляд на Хассана. И делаю это чертовски вовремя. Воспользовавшись суетой и быстрыми сборами из-за объявленной тревоги, Зейн умудряется вырубить одного из конвоиров и завладеть его оружием. И целится ревнивый сукин сын не в меня. Выхватив кольт, я стреляю первым, попав в грудь Хассана. Резко разворачиваю Эрику, закрывая своей спиной. Падая, гад успевает спустить курок. Перепуганная криками и стрельбой, Эйнин впивается пальцами в мою куртку, все еще пытаясь оттoлкнуть. втоматная очередь проходит по спине, бросая меня на нее, обжигающая боль задевает плечо и шею, выбивает зажатый в руке спутниковый телефон, разрывая его на осколки и оставляя сквозное ранение в ладони. Гребаное дерьмо. Еще одна автоматная очередь, выпущенная солдатами АРС, добивает Хасана. Я с удовлетворением слышу его предсмертный хрип. С первой встречи хотел пристрелить недоумка. Но Эйнин не смотрит на убитого Хассана. Только на меня. Вот так, малышка, есть обстоятельства выше твоей гордости.

– Что… Боже, – кричит она, всматриваясь в мое лицо,и ее глаза распахиваются от ужаса, когда взгляд опускается ниже.

– Это судьба, детка, - ухмыляюсь я, шатнувшись. В голове раздаётся звон и грохот приближающихся вертушек,тело немеет, отпуская болевые ощущения, я сползаю на землю, инстинктивно прикрывая простреленной рукой кровоточащую рану на шее.

– Нет, нет, пожалуйста, – судорожно рыдает она, опускаясь вслед за мной, стискивает края моей куртки в кулаках и резко распахивает, ощупывая тело в поисках бронежилета, но облегчение не появляется в охваченных

ужасом глазах, когда она находит защиту.

– Все нормально, Эйнин. Меня откачают. Это царапина, - продолжая зажимать рану, обманчиво бодро произношу я. Сквозь пальцы густым потоком сочится кровь. – Уходи. Быстро.

– Джамаль, – склонившись, она убирает волосы с моего лица. Взгляд мечется между моими глазами и раной на шее. – Не умирай, пожалуйста. Не так.

– Не дождешься, малышка. Ни в чем не признавайся. Это их вина. Они бросили тебя здесь. я воспользовался моментом. Я тебя подставил. Это то, что ты должа запомнить и уяснить. Максимум, что тебе угрожает – увольнение. Завязывай с играми в шпионов, Эйнин, - соленые слезы падают на мои мгновенно пересохшие губы,и я слизываю их. Боковым зрением вижу, как к нам приближается броневик, тормозит в десяти метрах, подняв облако пыли.
– Беги. Беги и не оглядывайся, – хрипло шепчу я.

– Ты снова меня гонишь… – Эрика всхлипывает, качая головой.

– Ты все ещё можешь остаться, - говорю я, чувствуя, как сознание медленно затягивает густой багровый туман, я сжимаю ее пальцы, почти не ощущая своих, и успеваю прочитать ответ в ее глазах. Мое сердце замедляется, принимая ее выбор, и я улыбаюсь через силу. – Если суждено, я выживу и найду тебя.

Мир гаснет в тот момент, когда ее отрывают от меня и оттаскивают прочь. Уверенные сильные руки оперативников укладывают меня на носилки. Доля секунды и палящее солнце в бесконечной, чистой синеве окрашивается в однотонный насыщенный чёрный цвет; шум, крики, грохот моторов растворяются, оставляя только долгожданную пустую тишину.

ЭПИЛО

Если влюбленные вдалеке друг от друга,и если они вдвоем смотрят на небо,то значит, что они вместе.

Фредерик Стендаль «Красное и черное».

Пять месяцев спустя.

США, Нью-Йорк.

ика

Мои дрожащие пальцы плавно скользят по гладким клавишам нового синтезатора, замирают в неудобном положении, удерживая два финальных минорных аккорда. Мне понадобилось несколько меcяцев упорных занятий для того, чтобы наизусть выучить Адажио Альбинони – медленную, полную горечи и тоски мелодию, полностью отображающую мое душевное состояние.

Не знаю, почему я решила, что творческое занятие сможeт заполнить образовавшуюся в моей груди фантомную дыру – ровоточащее отверстие в ментальном теле, подобное тому, что оставляет сквозная пуля, мгновенно убивающая жертву выстрела. Ее нельзя увидеть, нащупать на идеально ровной поверхности моей кожи. Я лишь чувствую, как через эту болезненную воронку внутри проходят все мои мысли, чувства, ощущения, прoтиворечия, воспоминания. А сейчас их так много как никогда – все потому, что после своего последнего «путешествия» в Анмар я больше не могу оставаться прежней Эрикой Доусон: сильной, самоотверженной, волевой и храброй девушкой, возомнившей себя «Чудо-женщинoй» и «Ларой Крофт» в одном обличье.

Не могу, теперь, когда я видела смерть, бесчеловечную жадность и жажду наживы, изнанку мира больших денег и обезображенные пороками лица «животных»,торгующих душами; после тoго, как самые близкие оказались предателями, способными выстрелить в спину.

Все эти годы я пыталась стать кем-то другим, убежать от последствий Азамасского теракта, перенесенных потерь, страха одиночества, отвернулась от Медины – маленькой девочки, забытой и потерянной в лабиринтах души и сознания, я потеряла саму себя. А теперь я потеряла и того, с кем я вновь себя обрела.