Мал золотник…; Туман спустился c гор
Шрифт:
Утром Амир-Ашраф вошёл в комнату младшего сына. Керим спокойно спал, положив под голову руки. Амир-Ашраф постоял немного, склонившись над сыном и любуясь его румяным, загорелым лицом, потом осторожно тронул Керима за плечо. Сын открыл глаза:
– Что, пора на работу? Неужели я проспал?
– Нет, сынок, ты не проспал. А бужу я тебя потому, что есть неотложное дело.
Керим встал, быстро оделся.
– Отправляйся, сынок, прямо сейчас в город к Селиму и скажи ему, чтобы он немедленно ехал домой.
– А как же работа?
– Я поговорю с председателем
Керим, отличавшийся от Селима покорностью и послушанием, ни о чём не расспрашивая отца, сунул в карман кошелёк с деньгами и, кивнув на прощание, выбежал из дома.
Амир-Ашраф, поднявшись на веранду, смотрел вслед Кериму до тех пор, пока сын не скрылся за поворотом. Выйдя во двор, он столкнулся с женой. Она только что подоила корову и несла в дом ведро с парным молоком.
– Куда это ты послал сына? – спросила Зухра.
– В город, – сухо ответил Амир-Ашраф.
– Зачем же спозаранку?
– Значит, так нужно, – буркнул Амир-Ашраф, открывая калитку.
– Что за пожар случился? Пусть бы хоть позавтракал…
– Да, пожар, пожар! Душа моя загорелась! Ясно?! – раздражённо выкрикнул Амир-Ашраф.
Зухра, видя, что муж не в духе, решила оставить его в покое…
К вечеру оба сына приехали из города. Когда они вошли в дом, Амир-Ашраф сказал Кериму:
– Оставь нас одних.
Керим тут же вышел. Амир-Ашраф подошёл к двери, взял посох, стоявший в углу, повернулся к Селиму.
Селим никогда ещё не видел отца таким гневным. «Что случилось? – думал он. – На приветствие моё не ответил. Посох зачем-то взял. И брат по дороге ничего толком не смог объяснить…»
– Ну-ка, подойди ко мне и повернись! – сердито приказал сыну Амир-Ашраф.
Селим пожал плечами, улыбнулся, вспомнив, как наказывал его отец за проказы в детстве, послушно подошёл к нему, повернулся. Амир-Ашраф ударил его ниже спины посохом. Размахнулся для нового удара. Но Селим перехватил его руку:
– Что случилось? С чего это ты вдруг бьёшь меня?
Амир-Ашраф сплюнул под ноги и молча отошёл к окну. Селим понял, что стряслось что-то серьёзное.
– Отец, – заговорил он уже мягко. – За что ты так рассердился на меня? Ведь я не сделал никому ничего плохого…
– Не сделал?! – Амир-Ашраф повернул к сыну побагровевшее от гнева лицо. Затем дрожащей рукой вытащил из кармана письмо и швырнул его Селиму. – Прочти. Потом поговорим.
Селим стал читать письмо. Амир-Ашраф следил за выражением его лица. Оно было сначала удивлённым, но вот брови сдвинулись, лицо стало хмурым, потом посуровело… Закончив читать, Селим посмотрел на отца как-то жалко, растерянно.
– Ну, что теперь скажешь? – спросил его всё так же сурово Амир-Ашраф.
– А что мне говорить? Я уже взрослый мужчина. По молодости всякое бывает…
– Так ты считаешь, что ничего страшного не случилось?!
– Ну, как тебе сказать. Я же не обидел её, не обманул. Всё произошло с её согласия. Она сама пишет об этом и никаких претензий ко мне не имеет…
– По-твоему выходит, что можно бросать
– Какое это имеет отношение к моей учёбе, – отмахнулся Селим. – Большого ума и знаний для этого не требуется.
– Да, в этом ты прав. Для того чтобы производить себе подобных, действительно не нужно ни ума, ни знаний. Это делают и животные. Но ведь ты поступаешь хуже животного. Звери и те оберегают и растят своих детёнышей. А ты?..
Селим молчал.
– Что же ты молчишь?
– А может, ребёнок не от меня? – косо глянув на отца, процедил сквозь зубы Селим.
– О нет! В письме – исповедь отчаявшейся женщины. В такие минуты люди не лгут. Она не просит ни о чём, кроме приюта для ребёнка. Если бы ты не был отцом, чего ради ей – русской – называть моим именем мальчика? Да и вообще чего ради стала бы она разыскивать нас в чужой стороне, когда, будь она подлой, расчётливой, могла бы найти какого-нибудь начальника из своего рода и племени. Скажи мне, только честно: она и в самом деле не имела до тебя мужчин?
– Какое это имеет значение? И почему ты учиняешь мне допрос? – возмутился Селим.
– Для меня, сынок, – уже более спокойно заговорил Амир-Ашраф, – как и для всякого отца, у которого есть дочь, это имеет большое значение. Это должно иметь значение также и для всякого уважающего себя молодого человека. В наше время тому, кто надругался над честью девушки, снимали голову вместе с папахой.
– Плохо поступали в ваше время. Женщину считали безвольным, безропотным существом, неспособным постоять за себя. А в наше время – равноправие. Теперь, после войны, на которой полегло столько мужчин, мы, уцелевшие, нарасхват. Женщины сами падают к нам в объятия…
– Не смей так говорить! Не забывай, что перед тобой отец!
– А я говорю правду. Почему во всех грехах нужно обвинять только одних мужчин? Разве не случается такое, когда соблазняет парня сама девушка, а потом притворяется жертвой насилия?
– Ты не уводи разговор в сторону. Ответь сначала на мой вопрос.
– Ну, допустим, что до меня она не имела мужчин. Что дальше? – Селим вызывающе посмотрел на отца.
– А дальше будет то, что ты запишешь в свой паспорт сына. Если не сделаешь этого по-доброму, я вынужден буду обратиться к местным властям. Поеду к тебе на работу. Расскажу обо всём в партийной, профсоюзной организациях.
– Интересно… А как бы ты поступил, если бы она назвала его не Амиром, а Иваном? Если бы он был бело-брысеньким?..
– Ты хочешь сказать, – прервал Селима Амир-Ашраф, – как бы я поступил, если бы твой сын оказался похожим на мать?
– Ты не понял меня.
– Всё понял. Так вот знай: я не допущу, чтобы сыны мои разбрасывали своих детей по белому свету!
Селим снова вызывающе посмотрел на отца, иронично усмехнулся:
– Если все дедушки будут поступать так, как ты, то некоторые отчие дома превратятся в интернаты интернациональных детей.