Малая Глуша
Шрифт:
Потом все исчезло; черные деревья в какой-то момент уменьшились и вновь стали кустами, мимо скамейки потянулась светлая галечная тропка, и только ощущение холода осталось…
– Вон какую дырищу вырыл, – сказал мальфар, отряхиваясь. На сукне под его ладонью вспыхивал и гас осевший иней. – Сичас сюда полезет.
Он мягко отстранил Васю ладонью, как бы заводя его себе за спину, и Вася послушался, потому что спорить ему было не положено.
Кусты раздвинулись.
Здесь, в этом мире, оно было поменьше – с очень крупную собаку или маленького медведя, и морда, насколько
– Ночь темна, ночь пышна, сидишь ты на коне буланом, на седле соколином, замыкаешь ты коморы, дворцы и хлевцы, церкви и монастыри, и киевски престолы, замкни моим ворогам губы и губища, щоки и пращоки, очи и праочи… – глухо бормотал мальфар, и зверь перед ним топтался на месте и никак не мог прыгнуть.
Холодным ветром потянуло из дыры, и Вася поежился. Страшный холод, липкий, сладковатый, удушливый запах.
Внезапно зверь поднялся на задние лапы и вновь стал неожиданно большим, потом совсем маленьким. Ворочая пастью, он проговорил что-то почти человечьим голосом, а потом отпрыгнул назад, в клубящуюся мутную дыру за спиной.
– Ох ты, – сказал Вася и сел на корточки. Его замутило, и он виновато прижал руку к губам.
– Да, – согласился мальфар, – такого я еще не видел.
– Удалось, Стефан Михайлович?
– Что?
– Вытолкнуть его, ну…
– Нет. – Мальфар вновь отряхивался, словно на его сердак налипла невидимая грязь. – Так, пуганул немного. Добром не уйдет. Сильный очень. Растет.
– Так что же делать?
– Так не знаю я, – печально сказал мальфар, – ты чуял, что он кричал такое?
– Нет. Черт, как человек, прямо.
– Он кричал: «Роза!»
Фонари погасли, лишь название санатория «Чайка» тускло светилось синим неоновым светом. Рядом с названием светился стилизованный контур чайки. Чушь какая-то, подумал Вася, разве чайки синими бывают?
– Почему, Стефан Михайлович? Почему он за нее взялся?
– За девку? Непонятно. Но крепко взялся. Не отпускает, только о ней и думает, или что он там.
– Я спрашивал. И Лена спрашивала. Ничего. Абсолютно же ничего, не бегает, не голодает. Они сейчас все почти на диете сидят, дуры. Но эта вроде нет.
– Что-то должно быть. Иначе с чего бы… Ты б ее, Вася, придержал как-то. Пропадет ведь девка.
– Да я вроде стараюсь, – Вася потер рукой глаза, которые закрывались сами собой.
– Мало, значит, старался. А сейчас иди. Не придет он больше этой ночью.
– А завтра?
– Кто его знает. Поглядим. Иди, поспи.
– Уйдет он хоть когда? – с надеждой спросил Вася. Так ребенок спрашивает взрослого, который может все поправить.
– Не хочет он никуда уходить. Он, Вася, богом быть хочет. Он Розку выпьет, еще выпьет, знаешь, каким будет? Ух!
– Что? – Вася в изумлении остановился.
– Все они хотят. Только кишка тонка. А этот большой. Сильный. Очень. Он, Вася, людей любит. Только по-своему, как псих.
– Что ж делать, пан Стефан? Вы ж великий мальфар.
– Нет сейчас
– А услать Розку? – с надеждой спросил Вася. – В командировку, а? Ну, на курсы там, английские или что? Тогда как он, а, Стефан Михайлович?
– Другую найдет. Говорю, нравится ему тут. Жиреет. Растет.
– Да, – устало согласился Вася. – Надо же… богом… представляете, что за страна будет?
– Почему ж нет, – сухо сказал мальфар, – очень хорошо представляю.
– Ты чего? – очень удивилась Розка.
– Да, так, – Вася пожал плечами, – проходил мимо. Дай, думаю, подожду.
Розка совершенно растерялась. Вышла из подъезда, глядя себе под ноги, прошла несколько шагов и наткнулась на Васю. Вдобавок ей снились какие-то дурные сны, и поэтому она не очень понимала, что к чему.
– Как это – мимо? Почему – мимо?
– Да так, – неопределенно сказал Вася, – ну, шел-шел. Может, заскочим по дороге в кафешку, кофе выпьем.
– А… откуда ты знаешь, где я живу?
– Розалия, – строго сказал Вася, – это знает практически весь город.
Розка огляделась; тетя Шура для виду шаркала метлой, а на самом деле с любопытством косилась в их сторону. Наверняка скажет маме: «А у Розочки кавалер завелся, он ее прямо у подъезда ждал, с утра». Почему взрослые всегда лезут не в свое дело?
Утро выдалось прохладным, но солнечным, обещая ясный осенний день, из тех, после которых погода портится уже окончательно и бесповоротно. В луже, растопырив перья, сидел жирный голубь.
Проехала мимо желтая цистерна с молоком.
– А давай, Розалия, мы кефира по дороге купим, – сказал Вася увлеченно, – с булкой. И позавтракаем, как приличные люди, в городском саду, на скамеечке.
– Я завтракала, Вася. А в гастрономе нашем вчера драка была, даже стекло разбили.
– А я не завтракал, – мрачно сказал Вася, – не успел.
«Ма-алако! – кричали вдалеке. – Чистое, свежее ма-алако!»
– А мне кошмары снятся, – пожаловалась Розка. – Будто я иду куда-то, иду…
– Плохо, – серьезно сказал Вася.
Розка шла рядом с ним, бок о бок, сумочка на длинном ремне била ее по бедру, и Розка отчаянно пыталась идти так, чтобы попадать с Васей в ногу. Но шаг у Васи был широкий, и Розка все время сбивалась. Тем не менее ей было ужасно лестно, что ее вот так, как большую, кто-то специально встретил, чтобы вместе пойти на работу. Она, конечно, читала что-то такое, да и в кино это в порядке вещей, герой всегда встречает и провожает героиню, и рано или поздно он набирается храбрости и говорит самое главное. Но Вася, кажется, не собирался набираться храбрости, он просто шел себе к трамвайной остановке. Розке хотелось одновременно и чтобы трамвай пришел поскорее, потому что было ей с непривычки как-то неуютно, и чтобы Вася шел с ней как можно дольше, может, вообще не садились бы они в трамвай, а пришли бы в порт пешком, вместе. Жаль только, что сегодня все-таки нерабочий день, вот бы Катюша удивилась, да и Петрищенко тоже, но так им и надо.