Мальчик и его маг
Шрифт:
– Хочешь? – и сделала глоток, не дожидаясь, пока Ирвин ответит.
Он не хотел: у Марики после фляжки темнели глаза и движения становились какими-то сытыми не по-хорошему, тяжёлыми. Он вдруг подумал, что нужно сесть с ней рядом и прижаться, как если бы он был котёнком рыси – они недавно видели в лесу, Шандор позвал посмотреть. Марика и сама была как эта рысь, только глаза у неё были сейчас пустые, как ямки с водой. Ирвин сделал такие же на берегу: только нажмёшь на глину – и ямка наполнится. Скорее бы Шандор пришёл назад.
От нечего делать Ирвин стал смотреть на пруд – у берега он зарос камышами,
– Ой! Да и что же это! Ой, что тут творится! Кто тут копает ямы на моей земле?..
– Я не нарочно.
– Ой, вы подумайте! Он не нарочно! Не нарочно! Все так говорят, Ирвин, все так говорят!
– Откуда вы знаете, как меня зовут?
– Кто же не знает имени короля на этой земле? – Существо выбралось из пруда и кое-как обтёрло задние ноги – лапы – одну о другую. На миг Ирвину показалось – оно сейчас прыгнет вперёд и вцепится длинными пальцами ему в шею, но оно только заплясало на месте, как будто бы земля была горячей: – Король пришёл! Уй, наконец-то он пришёл! Мы так все рады королю, мы все так рады!
– Ты о ком это?
– Король не знает, о ком мы, король не знает! – существо всплеснуло лапами. – Королю никто не сказал, что он король!
И засмеялось, захихикало на одной ноте.
– Король топтался по моей земле, да, по моей! Теперь король должен нам, должен, должен, должен!
– Но я не знал, что это твоя земля.
– А королю велели не ходить к воде? Велели, велели, король не послушал!
– Но я не король! И чего ты хочешь?
Существо замахало лапами:
– Ну как же, как же! Король не выйдет с моей земли, да, король не выйдет, пока не даст мне каплю крови! Каплю, каплю!
Ирвин попятился – и обнаружил, что пологий склон позади превратился в обрыв и спина упирается всё в ту же мягкую, чавкающую глину.
– Девочка спит и не услышит, не услышит! Наставник далеко, ой, далеко! Мы возьмём только каплю, каплю, каплю!
Существо прыгало по-лягушачьи, но гораздо выше – и появлялось то слева, то справа, и Ирвин забыл, как дышать, и прижался к холодной глине и зажмурился. Всё это было как в обители, он ничего не мог сделать, только ждать, и он не мог ударить в ответ, как учила Марика, даже руки не мог поднять, и сейчас существо вопьётся ему в шею, и тогда…
Раздалось чавканье, и всплеск, и визг существа, и ещё один всплеск, как будто в воду падало что-то тяжёлое, и стена глины за спиной вдруг
– Ох, Ирвин, открывай глаза.
Ирвин открыл – и увидел, как существо, лапами вверх, барахтается на середине пруда, как будто бы его туда швырнули. А над Ирвином, рядом, стоял Шандор и протягивал руку, перепачканную в водорослях.
Потом они долго друг друга уговаривали, что не виноваты. Марика била кулаком ствол дерева, у которого уснула, и повторяла:
– Нет, взяла свалилась. За такое знаешь что надо со мной сделать? Знаешь что?
Ирвин не хотел знать. Шандор ловил Марику за руки, качал головой:
– Да это я идиот, что тут говорить. Забыл, что у воды не останавливаются.
– Но мы же шли у реки?
– Так то была текущая. – Шандор взглянул, будто Ирвин был должен это знать, и тут же сам исправился: – А, извини. У живой воды можно останавливаться, у мёртвой – нет. – И снова посмотрел на Ирвина, качая головой, будто не верил, что всё обошлось.
Ирвин долго-предолго вытирал ступни о траву – и всё равно глина застыла рассыпчатой корочкой.
– А почему он говорил, что я король?
Марика с Шандором встретились взглядами, и Шандор вздохнул:
– Ну, очевидно, потому, что ты король и есть?
И то, как он это сказал, Ирвину не понравилось.
Глава пятая
Если б мы были нормальной семьёй, мы бы сидели у кровати все вместе: я, мама, Ирвин, Арчибальд и, ладно, Шандор на правах младшего бестолкового кузена – условного кузена, разумеется. Но на деле я пробиралась к отцу в комнату, пока Шандор планировал с моей матерью отцовские похороны. Или спал. Братец отбыл в эту свою обитель мира, и никто больше не дёргал меня за укороченные волосы в знак нежности. Мать говорила, что Шандор ему потом поможет, но пока Шандор не в силах был помочь даже самому себе.
Отец лежал, приоткрыв рот, и грудь вздымалась с сипом, и как же это было хорошо – точно знать, что он ещё дышит. Отец дышал, а я сидела рядом и иногда пристраивала голову ему на ноги. Не уверена, что он помнил, что я заходила. Иногда он не спал, и я говорила:
– Я тебя очень люблю.
– Посмотри, я постриглась, правда ужас?
– Влюблена в самого хорошего. Нет, не скажу в кого.
Почему-то отец ужасно хотел устроить всем нам личную жизнь. Пальцы у него в одночасье стали старческими, плохо гнущимися, будто бы грубо вылепленными, и этими пальцами – ледяными – он кое-как брал меня за руки и говорил:
– Только смотри, много ему не позволяй.
Я сжимала его пальцы своими и говорила – никогда. Ногти у меня теперь вечно были грязными, где мы с Марикой только не оказывались, но пальцы были тёплыми и гнулись. Я смотрела на отцовские и не верила, что ещё полтора года назад он мог натянуть тетиву арбалета.
Ступни у отца тоже были ледяные, и я бы растирала их день напролёт, но отец разорался, что я девочка и вообще не должна такого видеть. Тогда я и подумала: мужское платье, совсем отлично, если Марика в союзниках. Но Марика сказала: я останусь с Шандором. Я сидела, положив руки на отцовские колени, и старалась не думать слишком громко.