Мальчик и облако
Шрифт:
Меня сразу хотели усадить за стол, но я вначале отпросился искупаться, а перед этим – сбегать до конюшни. Моё приближение Ветер почувствовал сразу, он поначалу недовольно хрипел и негромко ржал, выражая своё неудовольствие тем, что я на долго оставил его одного. И даже кусочки сахара с моей руки отказывался брать. Я гладил его и ласково говорил: – Ну, прости, Ветерок! Куда мне было тащить тебя в Крым и Бурятию? И тебе бы было непросто на такие расстояния в грузовике колыхаться! Я очень по тебе скачал. Теперь нагуляемся! Каждый день!
Наконец, посчитав, что своё неудовольствие он мне высказал, Ветер положил свою голову мне на плечо и негромко захрапел – так он всегда со мной здоровался. Вот чем лошадь отличается от собаки – как бы
Крым. Симферополь.
Самолёт, уверенно разгоняясь по полосе, взмыл в небо. Неугомонные дети, которых с трудом усадили по креслам, притихли, оценивая новые ощущения. Четверо бортпроводников, сидевшие за перегородкой, наконец-то смогли вздохнуть посвободнее – десяток минут, пока самолёт будет набирать высоту, отстёгиваться и вставать нельзя, так что дети будут обездвижены.
Слегка дунув на чёлку, упавшую на глаза, Людмила, по праву старшей, начала обмен мнениями: – Сколько мы уже в Крым летом летаем? Три года? А, Марин, ты попозже пришла, а мы с Колей ещё из первого состава.
Николай, единственный мужчина в окружении трёх стюардесс, сидевший как раз напротив Люды, согласно кивнул головой.
– Три года, да больше уже, но такого счастья нам не выпадало. Всегда же как? Прилетели, переночевали, улетели. Ну, успели по городу часик погулять, да на рынке затариться фруктами и сладостями. А в этот раз – четверо суток! Да я за всю жизнь столько не купалась. А вода – парное молоко! Вот спасибо пацану, которого мы во Владимир отвозили – всё благодаря ему! Руководство-то решило самолёт назад не гнать, а дождаться последнюю группу детей здесь, в Крыму; вот четыре дня и ждали. Так бы обняла и расцеловала его.
Людмила показала руками, как бы она обняла пацана, немного сведя руки. Блузка, плотно облегавшая её фигуру, напряглась, выделяя выпуклости на торсе, и Николай тяжело сглотнул.
– И фрукты я не на центральном рынке в этот раз покупала, – продолжила Люда, – местные посоветовали на маршрутке до села доехать, а там небольшой базарчик. Цены – в два раза ниже городских. И всё такое красивое и сладко выглядит. И я бабульке такой, старенькой-старенькой, говорю, что люблю персики очень спелые, чтобы с них буквально капал сок. Она мне и отвечает: «Пошли, дочка». Оказалось, в полусотне метров её дом; сам-то дом маленький, а вот сад при нём – шикарный. Персики вооот такие! И некоторые перезрели и на землю попадали. Я килограмма два набрала, не меньше. И помидоры у неё такие пахучие – тоже купила. А один прямо там съела – не удержалась. И не съела даже – он спелый, красный, ароматный, я его просто в себя втянула – мякоть как джем была.
Людмила показала губами, как она «втягивала» помидор.
Николай ещё сильнее вжался в кресле и порадовался, что он сейчас пристёгнут, и как раз пониже пояса у него – замок, куда вставлены ремни, и он прикрывает ему нижнюю часть туловища.
– Блин, вот заметят когда-нибудь, как я напрягаюсь, начнут подкалывать, проходу не будет. Хорошо, что я эти четыре дня тоже времени даром не терял, сбросил напряжение. Да и как не сбросишь, когда у всех юбчонки такие короткие, а некоторые чуть ли не в мини-бикини
Как и всегда в подобных «нештатных» ситуациях, он стал по памяти повторять инструктаж по правилам полёта и безопасности для пассажиров на бурятском языке.
Владимир. Кафе в центре города.
Лишь несколько дней спустя после прилёта во Владимир я смог связаться со своими друзьями. Со всеми хотелось увидеться, а времени хронически не хватало, поэтому договорились встретиться все вместе в кафе в центре. Я добрался быстро. Естественно, первым подъехал Матвей Давидов, и в таком темпе начал выдавать мне информацию по «земле» и трясти бумажками, что я завис уже через десять минут.
– Нынешний владелец земли, граф Алексей Алексеевич Игнатьев, помимо участка пахотной земли в два с половиной на три с половиной километра, обязательным довеском считает так называемые «неудобья» – низины, заболоченные луга около речки, заросли кустарников, – огорошил меня Матвей.
– Утверждает, что ему нет смысла их оставлять себе – он здесь давно не бывает, оставшийся участок пашни – последний в нашей области. Эти низины – ещё восемьсот гектаров, но Алексей Алексеевич сообщил, что готов отдать их по символической цене. Он их пытался продать и ранее, но тогда у него было несколько участков пашни на торгах, и он надеялся, что кто-то возьмёт. Папа говорит, что Игнатьев человек серьёзный и надёжный, и, если что, дела с ним вести можно. Не обманет. В подшивке всякие документы по твоей земле, выписки из гос.реестров и прочая нотариальщина. Вся тысяча гектаров пахоты арендована одним участком. Там же данные по арендатору, который сейчас земли обрабатывает. Папа с ним связался, арендатор готов продлить контракт на использование твоей земли на прежних условиях.
– Борис, что с тобой? – спрашивает Матвей кого-то за моей спиной; я поворачиваюсь, рядом с нашим столом стоит Борис Кошечкин, приближения которого я не услышал, и его лицо и впрямь вытянулось от удивления.
– У тебя тысяча гектаров земли? – ошарашенно шепчет Борис.
– Не, нету. Вот думаю, покупать или нет. И что у вас у всех такая реакция – тогда Артур в библиотеке стоял, как будто его пыльным мешком из-за угла ударили, теперь вот ты. Если покупать, то придётся уже тысячу восемьсот. Надо посчитать, хватит ли денег. И это, там же налоги за землю платить, а теперь ещё и эти низины и заросли.
– Да, у всей знати реакция на землю такая – некоторый дворянин гол, как сокол, но упрямо тратит деньги на поддержание фамильной усадьбы и сотни гектаров земли вокруг, хотя бывает там раз в три года. По земле: там же и налоги, и прочие обременения, так что думай. Особенно серьёзно к налогам относись: в этом мире неизбежны только смерть и налоги... только налоги гораздо хуже, потому что смерть случается один раз жизни, а налоги – каждый год*, – изрекает философскую мысль Матвей. – Но учти – если с землёй под пашней всё строго: она должна обрабатываться, то у этих дополнительных восьмиста гектаров статус «земли для свободного использования», с нею можно ничего не делать, просто – есть и есть, и тебя никто не накажет. А вот если земля сельскохозяйственного назначения не культивируется, то через пять лет тебя предупредят, а через десять отберут и выплатят компенсацию, но потери будут большими – там же торги идут с уменьшением цены, пока кто-то не купит, и владельцу выплачивают не всё – а только часть за минусом маржи для аукциониста. Так что думать надо в темпе. Скоро завершится уборка урожая, начнётся подготовка к севу озимых и внесению удобрений. К этому сроку контракт надо или подписать, или перенести подписание на год. Договора все готовы – осталось только завизировать, они в отдельных файлах лежат; Игнатьев, кстати, обещал, что в случае согласия подпишет электронной подписью в тот же день – он тоже понимает, что сроки поджимают. Твою подпись должен заверить или опекун, или доверенный юрист.