Мальчик и облако
Шрифт:
Толпа надавливала всё сильнее, как будто придвинувшись на несколько сантиметров ближе, можно будет лучше рассмотреть происходящее на фестивале. Наконец, корабль с алыми парусами стал спускаться по Неве. Прожектора подсвечивали его, прокладывая яркие дорожки по воде. Фейерверки и тысячи дронов рисовали картинки, заливая центр Санкт-Петербурга неестественными цветами. Спустившись до Зимнего дворца, корабль недолго постоял на месте, а затем стал медленно разворачиваться. Нам рассказывали, что при подходе корабля концерт на Дворцовой должны были приостановить, а всех выпускников вывести к Неве. И сейчас Борис, так же своими глазами, только от Зимнего дворца, наблюдал за громадой парусника, выполнявшего разворот.
Я
Я сам не заметил, как перешёл на э-зрение и меня чуть не разорвало от восторга и восхищения, идущего от ребёнка. Картина разворачивавшегося действа, которая была восхитительной в обычном восприятии, оказалась не менее яркой в э-зрении: в магическом восприятии центр города был заполнен разноцветными лентами, плавно текущими по воздуху, такими же лентами, клубившимися в Неве; яркими блестящими струнами энергии; красными, зелёными и синими сполохами. В обычном зрении что-то похожее было бы, если бы сейчас над Питером началось очень сильное северное сияние, настолько сильное, что его отблески были бы на зданиях, в воде и вообще вокруг. И ещё, что украшало этот праздник – восторг окружающих людей, который взлетал до небес вслед за разрывами салюта, расцвечивавшего небо и отражавшегося в воде разноцветными звёздами.
И этот всеобщий восторг был таким по-детски чистым, что в нём хотелось купаться до бесконечности. Хотя… не всеобщий… Недалеко, в стороне находился человек, который не разделял общей бурной радости. Он выделялся настолько ярко, как будто на большое заснеженное поле упала мёртвая чёрная ворона. Напряжённый и злой, казалось, он искрился от отрицательных эмоций, или от него во все стороны торчали колючки. Хотелось обнять его, сказать что-то хорошее, успокоить, помочь, полечить или дать денег, заверить, что проблемы решатся, а сейчас – надо вместе со всеми насладиться общим праздником, увидеть красоту этого вечера, пожелать счастья выпускникам, для которых этот корабль под алыми парусами стал символом взросления, начала самостоятельного, взрослого плаванья по жизни. Но человек был далеко, хотя и медленно двигался в десятке метров от парапета, постепенно приближаясь к нам. Вот он остановился на чуть-чуть и в его эмоциях на пару секунд вспыхнула радость и удовлетворение. Делает шаг в сторону, и снова его окутывает решительная сосредоточенность с нотками презрения, ненависти и злости.
Я отвлёкся от корабля и световых эффектов, сопровождавших проход парусника по Неве. Вижу, «напряжённый» продолжает движение. Вновь короткая остановка, зло сменяется короткой радостью. И снова злость. Как так-то? Разве бывают такие эмоциональные качели? Ну, у детей бывают. Ребёнок плакал, а через минуту может уже смеяться. А через две снова будет плакать. А взрослый? Я часто видел, что взрослые скрывают свои эмоции. Но это другая история. Неизвестный, а по окраске я уже видел, что это мужчина, остановился в паре метров от меня... И вновь, короткая радость, и он продолжает движение.
Корабль между тем, полоща алыми парусами, завершил неспешный разворот, под сполохи огня на Ростральных колоннах, грохот пушек Петропавловской крепости и фейерверков, жужжание дронов, переливавшихся всеми цветами радуги и продолжающую грохотать музыку, стал уходить вверх по течению. Очень удачно мы место заняли, красивый праздник получился... Вот и всё.
Точнее, не всё. Неизвестный преодолел последний метр, разделявший нас, и аккуратно стал проталкиваться за моей спиной. Я бы и не обратил внимания, что он случайно задел меня рукой, если бы не находился в э-зрении. Точнее, короткое касание, почти мгновенное, но его пальцы успели нырнуть в карман моей
На секунду его эмоции окрасились в яркий экстаз и удовольствие. Да это воришка! Карманник.
Использую дар, судорогой свожу ему правую руку, которую он засунул в карман своей куртки. Блокирую даром его левую руку. Торможу в целом организм воришки. Блокирую ноги, благо они у него расставлены, и он не упадет. Да и как упасть, когда он в толпе с трудом протискивался? А заодно, лёгким спазмом свожу голосовые связки. Осматриваю «пленника». Ну, теперь точно не убежит и не сможет выбросить всё, что украл. Медленно разворачиваюсь в сторону наших охранников, торчащих в паре шагов за нашими спинами, как два тополя на Плющихе*: бабушка приставила к нам самых рослых и здоровых, объяснив, что в день фестиваля такими проще в толпе дорогу прокладывать. Подзываю их рукой, и когда они протискиваются, прошу зафиксировать руки воришки. Объясняю: иначе он может выбросить улики и доказать, что он что-то украл, будет труднее. Точнее, какой он воришка? Он вор. Он же взрослый – лет тридцать, а может и сорок. Зависит от того, как он жил и чем питался.
Ну, теперь время полицию вызвать, благо, стало можно хотя бы свободно пройти – праздник завершается, и люди стремительно расходятся. Полицейские обнаружились неподалёку – вон они, временный пост: пара автомобилей, рядом переносная площадка с метровым помостом для наблюдения и торчащими вверх антеннами связи.
Подошедшие полицейские «перехватили» руки вора, вызвали угрозыск и начали оцеплять место происшествия; машина подъехала очень быстро и выскочившие из неё оперативники буквально расцвели: – Да это же Саня Шорин! Ну, здравствуй, Кирпич! Вот сюрприз так сюрприз, прямо-таки подарок в честь праздника! Что, Кирпич, мы же три дня назад тебя в Гостином дворе взять пытались, а ты ржал и говорил: «Нет у вас методов против Кости Сапрыкина!»**. Не надеялся я, что и недели не пройдёт, как найдётся метод: повяжут тебя с поличным.
Полицейские легко освободили «место преступления», так как зрители и без того расходились в сторону станций метро и центра города, натянули полосатую ленточку, а нам разрешили остаться внутри – поскольку мы «пожелали» дать показания.
Пока Виктория Викторовна созванивалась с родителями и с Перловыми, и коротко рассказывала о произошедшем, а те решали, стоит ли нам «помочь следствию», мы смогли наблюдать, как полицейские приступили к обыску вора. Иногда видно было не всё, так как толпившиеся впереди трое понятых периодически закрывали нам вид на происходящее действо.
Вначале следователь тонкими длинными палочками с ваткой на конце снял пробы с пальцев, ладоней и из-под ногтей подозреваемого, отправив палочки в прозрачные пакеты и что-то написав на них маркером.
Подозвав понятых и призвав их быть внимательными, полиция приступила к обыску подозреваемого. Следователь в тонких прозрачных перчатках, аккуратно держа специальный пинцет, приоткрыл плоскую боковую сумку, висевшую на Шорине, и тут же прокомментировал: – Внимание понятые. Наблюдаю несколько предметов, напоминающих портмоне, кошельки и обложки документов. Извлекаю предмет, лежащий первым с внешней стороны. По виду портмоне.
Пока мы разбирались и разговаривали с полицией, а потом следили за началом обыска, полицейские принесли складной столик, установили его рядом, и портмоне легло на лист бумаги, расстеленный на столе.
Офицер, стоявший рядом со столиком, раскрыл небольшую коробку, достал из неё флакон:
– Внимание понятые. Произвожу съём отпечатков пальцев с улики номер один.
Он направил флакон на портмоне и надавил на него, из флакона заструился пар или взвесь порошка, и как только взвесь легла на обложку, пропечатав затейливый рисунок отпечатков пальцев, наложил на портмоне плёнку, затем снял её и запаковал в пакет.