Мальчик из Ленинграда
Шрифт:
Петух
Я жил с Гришей уже вторую неделю, а в долину, в наш лагерь, ни разу не спускался. Вместо меня туда съездил Гриша и договорился с Осипом Петровичем оставить меня на горе. Осип Петрович дал разрешение и обещал прийти с ребятами повидать меня, как только пройдёт горячая пора — сейчас в долине окучивали овощи. У нас с Гришей тоже свободного времени не оставалось. Из городка Шураба, который находился за горой, приехал к Грише его начальник, старший техник, и велел сделать съёмку горы, план её начертить.
— Решили всё
Техник уехал, а мы с Гришей целыми днями стали лазить по горам. Я держал высокую жёлтую палку, будто градусник с делениями. Гриша с другой скалы смотрел в подзорную трубу на треножнике — нивелир — и делал вычисления.
Один раз утром, когда мы ещё не кончили съёмку, Гриша послал меня проверить берег арыка. Возвратиться я решил новым путём. Мне пришлось пробираться зарослями ежевики, идти по каким-то старым ступеням, вырубленным в камнях. Чёрные крупные ягоды висели на ветках. Я пробовал их. Они были сочные, сладкие, будто сахаром посыпанные, но с каким-то привкусом.
За то время, что я прожил на горе, я перепробовал много диких ягод, здешнюю дикую сливу, которая росла на берегу реки, нашёл два деревца дикой груши и даже яблоньку с мелкими, вроде китайских, яблочками.
Когда-то в Ленинграде я часто мечтал пожить в плодовом саду. «Вот бы райское житьё было!» — думал я. Но со вчерашнего дня и дыни и ежевика — всё стало казаться мне не то прокисшим, не то проржавевшим. Наверное, я объелся ими.
Я выплюнул ежевику. Вдруг соседний куст шелохнулся. Под веткой стоял петух и жадно клевал ягоды. Даже меня не замечал. Петух был крупный, с золотистой спиной, чёрно-зелёной грудью и таким же хвостом. Я подкрался к нему, схватил под оба крыла. Петух забил крыльями, заклекотал. Потом замолчал и только вертел головой с красным гребнем.
— Съедим тебя сейчас! — сказал я петуху. — Изжарим!
У меня даже слюнки потекли. Давно мы с Гришей мяса не ели.
Гришу дома я не застал. Мне хотелось до его прихода приготовить куриный обед, но я не знал, как за дело взяться. Вынул из кармана верёвку, привязал петуха за ногу к алычёвому дереву. Петух спокойно, как собака на цепи, стал ходить около дерева. Но, как ни хотелось мне куриного обеда, я понял, что зарезать петуха не отважусь.
— Юлька, — спросил меня Гриша, вернувшись, — откуда у нас этот красавец?
Я рассказал Грише, где поймал петуха, как хотел приготовить обед. Но Гриша тоже был жалостливый человек.
— Знаешь что? — сказал он мне. — Это, видно, домашний петух. Наверное, из горного кишлака к нам пришёл, заблудился. Пусть поживёт с нами.
— Пускай! — обрадовался я. — С ним веселее будет!
— А мяса я тебе достану. Сейчас мне в Шураб нужно отправляться. Съезжу туда на осле, там в конторе тебя своим помощником оформлю. Привезу нам сухой паёк — лепёшек, мяса. А тебе здесь с петухом не так скучно будет.
— А когда ты вернёшься? — заинтересовался я.
— К вечеру. Одного тебя ночевать
— Ясно.
И Гриша вскоре отправился.
Хозяева
Гриша говорил, что до Шураба от нас было километров двадцать. Значит, если считать туда и обратно, получится сорок. Ничего себе!
Я взял петуха на руки и долго следил, как ослик с Гришей на спине мелькал среди утёсов. Наконец они скрылись за серым выступом, и я сразу почувствовал, что остался на горе один.
Наверное, от этого горы показались мне выше, долина — просторнее. Как воздушный океан, синее небо поднималось высоко-высоко над головой, и мне казалось, что вместе с горой я сам плыву по воздушному океану.
Я погладил петуха по спине, поднял его выше, чтобы и он полюбовался синим простором. Потом снова привязал петуха за ногу к дереву. Принёс горсть крупы. Хотел приучить его клевать с ладони, но вспомнил про фашины и побежал к реке.
Хотя река была неглубокая, доходила мне до колен, добраться до фашин было нелегко. Вода была ледяная, бурлила воронками, била меня камнями, старалась свалить с ног. Я нашёл место, где булькает, нашарил под водой дыру в плетне и стал собирать со дна камни, закладывать дыру.
Работал я долго. А когда починил и хотел вылезть из реки, мне послышалось сквозь шум, будто кто-то позвал меня. Или это петух прокричал? Может, он заметил кого-нибудь в горах? Я ухватился обеими руками за фашину и поглядел наверх, на наш дом. Нет, никого не видно. А всё-таки мне страшно стало. Не шутка это. Тут ведь граница недалеко. А около границ чего только не случается… Вдруг ко мне шпион или контрабандист явится!
«И зачем только Гриша меня одного оставил! — с досадой подумал я. — Возвращался бы он скорее… Сказал, к вечеру вернусь, а сейчас всего три часа, пожалуй…»
Ноги у меня совсем заледенели. Я выбрался на берег. Побегал вдоль реки, чтобы ноги отошли, и стал взбираться к дому. Перед домом по-прежнему ходил на верёвке петух. Но страх мой не проходил.
Внизу, в долине, на крыше лагеря развевался красный флаг. Что там случилось? Зачем ребята флаг вывесили? И мне очень захотелось вниз, в долину. «Спуститься бы к ним!» — подумал я. Мне казалось, что я в полчаса добегу туда. Кстати и про флаг узнаю. А через час, ну через полтора, ещё до прихода Гриши, вернусь назад.
Я быстро сбегал на бахчу, сорвал самую спелую, в трещинах, дыню. Захлопнул дверь и просунул вместо засова в дверную ручку кетмень, как иногда мы делали с Гришей, когда уходили.
Петух беспокойно ходил на привязи, клекотал сердито и глядел на меня++++++++++++++++, будто понимал мои мысли. Я постоял немного в раздумье. Потом вынул из кармана кусок от того красного мелка, который отдал Иргашой, и на двери дома написал очень крупно:
«Ушёл к ребятам. Скоро вернусь».
Подпрыгивая от радости, я мчался по тропинке вниз.