Мальчик из Уржума

Голубева Антонина Григорьевна

На столе горела маленькая лампочка, за окном была еще ночь.

– Вот и отстрадалась наша Катеринушка!
– сказала бабушка и концом головного платка вытерла слезы.

Два дня в дом Костриковых ходили соседи прощаться с Катериной Кузьмовной. А на третий к воротам подъехали простые деревянные сани, запряженные мохноногой лошаденкой, и Кузьмовну повезли на кладбище.

День был морозный и ветреный. За гробом шли бабушка Маланья с внуками и Устинья Степановна со своими ребятами. Итти было трудно - намело много снега. Ребята по колено увязали в сугробах. На полдороге

бабушка Маланья посадила Лизу и Сергея в сани рядом с гробом.

На кладбище было тихо. Стояли застывшие белые деревья, на крестах и палисадниках шапками лежал снег. Узкие кладбищенские дорожки затерялись среди сугробов. Похоронили Кузьмовну в дальнем конце - у старой ограды.

Не успели забросать могилу землей, как вдруг повалил густой снег и через минуту покрыл белым покровом могилу матери.

Глава III

СЕРЕЖИНА БАБУШКА

Сережина бабушка, Маланья Авдеевна, родилась в деревне Глазовского уезда. Тут она и замуж вышла, но жить ей с мужем не пришлось. Сережиного деда, Ивана Пантелеевича, взяли смолоду в солдаты и угнали на Кавказ. Было это при царе Николае Первом. В то время по царскому закону в солдатах служили целых двадцать пять лет.

Уходил на службу молодой парень, а возвращался он домой стариком. Да хорошо еще, если возвращался.

Бабушка Маланья Авдеевна так и не дождалась своего мужа. Он прослужил шесть лет, заболел лихорадкой и умер на Кавказе в военном госпитале. Пришлось Маланье с маленьким сыном у людей в няньках служить - сначала в деревне, потом в городе. Питомцы разные ей попадались - и ласковые, и упрямые, и послушные, и озорные. Няньке тут выбирать не приходится, ее дело - забавлять барчонка и ухаживать за ним, как господа прикажут. А случалось, что и не за одним, а за целым выводком ходить надо было.

Начнут господские дети в стадо играть: кто мычит, кто хрюкает, кто блеет. А няньку заставляют собакой быть. Ползает бабушка Маланья на четвереньках по комнате и лает. Отказаться никак нельзя. Дети в слезы. Сейчас же к матери с жалобой:

– Няня играть с нами не хочет!

А барыня с выговором:

– Какая же ты нянька, если детей забавлять не умеешь? Придется тебе расчет дать!

Пока Маланья Авдеевна еще молодой была, ей это с полгоря было. И на четвереньках бывало бегает, и мячик с крыши или из канавы достает. Но под старость трудно уж ей было не то что в канаву, а и под стол вместе с детьми залезать, когда барчата в казаки-разбойники или в прятки играли... Однажды заставили они бабку Маланью сесть верхом на перила лестницы да и съехать вниз. Долго отказывалась бабушка от этой поездки - дети и слушать ее не хотели. Маленький барчонок уже плакать начал и ногами стучать.

– Ну, воля ваша, - сказала бабушка, села на перила и поехала.

Ничего, жива осталась, а только ладони в кровь ободрала. Три дня у нее руки, точно култышки, обвязаны были.

На первом месте, у барина Антушевского, прожила бабушка Маланья тринадцать лет. И вдруг барина по службе из Глазовского уезда в город Уржум перевели. Стали господа няньку уговаривать:

– Поедем с нами. Как приедем в Уржум, найдем мы себе другую няню, а тебя обратно на родину

отправим. Войди, Маланья, в наше положение.

Ну и послушалась бабушка Маланья, вошла в положение, поехала с господами в Уржум, а они, вместо благодарности, обидели ее.

Был раньше такой порядок: как наймется кто к господам в услужение, у него сейчас же паспорт отбирают. А без паспорта никуда не сунешься.

Приехала бабушка с господами в Уржум, прожила там три месяца и стала к себе на родину собираться.

– Ищите себе, барыня, новую няньку. Я домой поеду.

А барыня и слушать не желает и паспорта не отдает. Что тут делать? Куда жаловаться пойдешь?..

Махнула рукой бабушка Маланья, поплакала, погоревала и осталась навсегда в Уржуме.

От Антушевского перешла к другим господам служить, а когда совсем старой стала, поступила к акцизному чиновнику Перевозчикову.

"Послужу годков пять, а там, авось, чиновник пожалеет и за верную службу пристроит меня в богадельню, успокою там свои старые кости", думала бабушка.

Но вышло всё по-иному.

Глава IV

СИРОТЫ

Подходил к концу пятый год нянькиной службы у чиновника Перевозчикова. Уже чиновник насчет бабки Маланьи прошение в богадельню подал. Уже бабка подарила чиновниковой кухарке свою цветистую шаль с бахромой, - куда, мол, такая шаль в богадельне!

А тут вдруг умерла от чахотки сноха Маланьи, Кузьмовна, оставив круглыми сиротами троих ребят. Пришлось бабушке своих родных внучат на старости лет няньчить. А было ей тогда восемьдесят два года.

Взяла бабушка расчет и вместо богадельни переселилась на Полстоваловскую улицу. Перенесла туда свой зеленый сундучок, где лежало ее добро, накопленное за многолетнюю службу: три платья, фланелевая кофта, платок кашемировый, прюнелевые башмаки да белья несколько штук.

Началась у бабушки новая жизнь. Внуки маленькие были, и дела с ними хватало. И обед сварить надо, и ребят обшить, и за водой на речку сбегать. Нелегко было старухе с хозяйством справляться.

Стала бабушка себе помощницу готовить Анюту к работе приучать. Анюте всего десять лет было. Бабушка ее то в лавку пошлет за хлебом или керосином, то пол мыть заставит, то белье полоскать. Старалась Анюта, как могла, угодить бабушке. Иной раз и Сережа ей помогал. Станет Анюта картошку чистить, а он тут как тут: "Давай почищу". Но не успеет и одну картошку очистить, как бабушка отбирала у него нож.

– Картошку нужно чистить с умом. Кожицу тонюсенько срезать, а ты вон сколько добра испортил. Так и в рот ничего не останется, - говорила бабушка.

Сережа неохотно отдавал ножик и сейчас же находил себе другое дело. Начинал косарем колоть лучинки на самовар, а то отправлялся с Анютой на речку полоскать белье. Анюта тащила корзину с бельем, а он шел рядом и держался за край корзины.

На реке Анюта пробиралась по камешкам туда, где вода была чище и глубже, а Сережа оставался на берегу. Он собирал ракушки, строил из песка запруду и посматривал на Анюту.

– Не потони, Нютка!
– кричал он сердито, когда сестра слишком низко наклонялась над водой.