Мальчик, который плавал с пираньями
Шрифт:
– Добрый вечер, – говорит он очень вежливо.
– Добрый вечер, сэр, – отвечают Анни и Эрни.
– Добро пожаловать в наш скромный город, – продолжает полицейский. – Что вас сюда привело?
– О, сэр, у нас пропал мальчик, – говорит Эрни. – Мы его ищем.
– Ах, какое несчастье! – подхватывает полицейский.
– А уж мы-то как горюем, – говорит Анни. – Он – хороший мальчик, сэр! Ростом-то он невелик, но красивый, и глаза такие добрые, прямо лучатся добротой. Его сразу заметишь! Может, видели?
– Добрые глаза, говорите? – переспрашивает полицейский. – Я по долгу службы
– Значит, вы его не видели, сэр, – замечает Эрни. – А то бы сразу вспомнили.
Полицейский, призадумавшись, поглаживает щёку, почёсывает в затылке.
– Нет, пожалуй. Шкод и баламутов помню, всех до единого… А каким же образом, осмелюсь спросить, вы его потеряли?
– Сэр… – произносит Эрни потупившись. – Я сам виноват, плохо с ним обращался. Он убежал.
– Убежал?! И вы говорите, он хороший мальчик? Разве хорошие мальчики сбегают из дому?
– Да, сэр! – кричит Анни.
– Ну и второй, ещё более важный вопрос. Кем считать человека, который плохо обращается с ребёнком? По-вашему, он хороший, достойный гражданин?
– Нет, сэр, – шепчет Эрни. – Но я осознал свои ошибки. Я уже изменился.
– Слишком поздно! – рявкает полицейский. – Ваши злодеяния угрожают миру! Вы породили малолетнего правонарушителя, и теперь он – среди нас. Мир не намерен гладить вас по головке только оттого, что вы пустились вдогонку за беглецом. Никаких сюси-пуси НЕ БУДЕТ! Я обязан взять вас под стражу и упечь в самую тёмную камеру!
– Прошу вас, сэр, не надо! – просит Анни.
– А на что вы рассчитывали? – спрашивает полицейский. – Надеялись, что я препровожу вас в ближайший пятизвёздочный отель? Надеялись понежиться в джакузи, а потом улечься в огромную кровать под балдахином и полакомиться шоколадом ручной работы?
– Что вы, сэр… – говорит Анни. – Мы не стремимся к роскоши!
– К роскоши? Я вам покажу роскошь! – Полицейский указывает на узкую просёлочную дорогу, что убегает в сторону пустыря. – Убирайтесь! – требует он. – Чтобы духу вашего тут не было! Иначе закую в кандалы! Немедленно брысь! Там как раз собралось всё отребье, вашего поля ягода. Там полно канав – будет вам и стол, и дом. А чуть подальше и речка есть, вместо джакузи. И не попадайтесь мне на глаза! – добавляет он, сверкнув этими самыми глазами в наступивших сумерках.
Лавируя меж машин, Анни и Эрни поспешно переходят дорогу и ступают на изгрызенный рытвинами просёлок. Полицейский злобно хихикает, глядя им вслед. Недаром, недаром он так любит свою работу!
– Какой противный тип, – говорит Эрни.
– Может, у него сегодня выдался трудный день? – примиряюще говорит Анни.
Она берёт мужа за руку, и они спотыкаясь бредут через сгущающуюся тьму.
– Верно, милая, – говорит Эрни. – Он просто устал.
Глава сорок вторая
Одна за другой вспыхивают звёзды, мириады звёзд. Бледная луна разгорается всё ярче. Зажигают огни и на ярмарке – здесь и там они мерцают, сияют, пылают. В посвежевшем вечернем воздухе слышны визг и смех, музыка подвывает, грохочет, ноет, орёт… Всё больше людей в нетерпеливом ожидании стекаются к простому,
Снизу трейлер подсвечен прожекторами. Луч одного из них нацелен на самый центр синего брезентового занавеса в ожидании артиста. Толпа растёт и растёт. Люди жуют попкорн, чипсы и сахарную вату. Сосут леденцы, похожие на тросточки или на целую яичницу. Вгрызаются в сочные кабан-бургеры. Пьют пиво, лимонад и черногаз.
– Где же он? – шепчут зрители. – Где Стенли Эрунд? Вы его уже видели?
Нет, никто его не видел, поскольку Стен сидит в вагончике Панчо Пирелли, разглядывает детские фотографии Панчо и невольно сравнивает мальчика на фото с мужчиной, которого знает. А вот и фотографии великого Педро Пельдито. И сейчас он, Стенли Эрунд, – полномочный представитель этих людей. Панчо и Педро – его предки, его корни. Стенли вздрагивает.
– Волнуешься, Стен? – спрашивает Панчо.
– Да, – признаётся мальчик.
– Боишься, что съедят? Что тебе конец?
Стен на миг задумывается. Качает головой.
– Нет, – говорит он. И внезапно снова вздрагивает. – Я боюсь чего-то другого, сам не знаю чего. Пожалуй… я боюсь выступать перед такой большой толпой, мистер Пирелли. И ещё… я боюсь измениться. Боюсь сделаться другим Стенли Эрундом.
Панчо улыбается.
– Мне это чувство знакомо. Перед выходом к зрителям понервничать вполне естественно. Даже полезно для выступления. А насчёт перемен… Поверь, совсем другим ты не станешь. Ты будешь прежним и одновременно новым Стенли Эрундом. Тем, который мыл пластмассовых уток, а до этого жил в Рыбацком переулке, – и новым, который плавает с пираньями. Ты будешь сочетать в себе прошлое и будущее. И поэтому станешь великим.
Стен слушает того, кто уже велик. Он слушает Панчо Пирелли. И даёт волю иным, своим собственным воспоминаниям: вот туманные картинки из самого раннего детства – он делает первые шаги, а мама с папой держат его за руки. А вот он уже идёт с дядей Эрни и тётушкой Анни – мимо верфи, вдоль мерцающей на солнце реки. Он вспоминает их домашний консервный заводик и все свои мучения. А вот и золотые рыбки и среди них самая нежная и слабенькая тринадцатая. Вот Достоевски и Ниташа, вот пластмассовые утки с кольцами на спинах. Но вот и пираньи, зубастые изящные красавицы. Стен понимает, что его память удивительным образом вобрала всё и всех. Это настоящее чудо.
Он смотрит на Панчо Пирелли и спокойно говорит:
– Я готов, мистер Пирелли. Пойдёмте к аквариуму.
Глава сорок третья
Шагнув в круг прожектора, туда, где написано «Стенли Эрунд», Стен внезапно предстаёт перед публикой. В лазоревой накидке, плавках, очках. Лицо его бесстрастно.
Зрители ойкают, радостно гикают.
Дети визжат.
– Это он! – шелестит шёпот. – Это Стенли Эрунд.
– Тот самый? Такой худышка?
– Не может быть!