Мальчик, Который Выжил
Шрифт:
Жена растерянно пожимает плечами:
— Ам, ну канал-то открытый…
— Что?!
— Ну, теоретически кто угодно мог заглянуть…
— КТО УГОДНО?!
— Но кому это могло быть интересно?..
Ефрем тяжело вздыхает, прикладывает ладонь ко лбу.
— А вот кому-то оказалось интересно! Кто-то увидел княжича, перекинул другим — и видео разлетелось!
Жена хлопает глазами:
— Княжича?..
— И мне теперь настанет полный пиз…
И вдруг звонок. На экране высвечивается имя. Княгиня. Ефрем сглатывает. Берёт трубку.
— Ефрем Ефремович. — Пауза. — Потрудись объяснить, почему мой сын стал звездой «Царьграма»?
Глава 14
Небоскреб корпорации «Юсупов Медиа», Москва
Светлейший князь Юсупов Феликс Феликсович присутствовал на деловой встрече с одним из своих подданных — Евгением Евгеньевичем Никулиным, генеральным директором «Юсупов Медиа». Как человек основательный, князь никогда не доверял слепым отчётам и всегда лично вникал в цифры. Сейчас, перелистывая свежие корпоративные документы, он дошёл до аналитики по просмотрам в «Царьграме».
В списке популярных видео его взгляд зацепился за один особенно удачный обзор, опубликованный каналом «Ствол и Штык».
— Ну надо же, «Ствол и Штык» наконец-то в топах? — приподнял бровь Юсупов, отрываясь от отчёта. — Раньше у них таких скачков не было. Что же они там выложили такое взрывное?
Евгений Евгеньевич, польщённый вниманием князя, быстро кивнул, но тут же поспешил пояснить:
— Ваша Светлость, сам ролик — это всего лишь видеообзор. Просто наш канал подсуетился и первым осмотрел чужой контент. Настоящий успех пришёл благодаря другому видео — любительской съёмке, сделанной…одним младенцем. Вот только оригинал удалили.
Князь задумчиво постучал пальцами по гладкой поверхности стола.
— Но вы-то, конечно, сохранили оригинальный ролик?
— Разумеется, — подтвердил Никулин, чуть выпрямляясь. — Канал скачал его для обзора.
Юсупов улыбнулся уголком губ и указал на плазменный экран на стене.
— Что ж… Давай посмотрим. Интересно, что же там такое сняли с этим младенцем, что даже обзор на него взлетел в виджет «популярное».
Сижу дома, на полу разложен конструктор, детали валяются в хаотичном порядке. Мы с Ксюней методично строим замок. Конечно, не просто так, а с благородной целью — разрушить его Деном, нашим боевым пауком-булыжником. Старый добрый цикл: сначала создаём, потом разрушаем.
Но тут мой взгляд цепляется за Ефрема, прошмыгнувшего по коридору. Он выходит из маминого кабинета, и вид у него, мягко говоря, потрёпанный. Глаза красные, плечи опущены, губы плотно сжаты, будто он изо всех сил пытается не выдать внутреннюю боль. Если бы его сейчас спросили, как дела, он, наверное, лишь скорбно посмотрел бы в потолок, молча развернулся и ушёл в закат.
Ну да, судя по всему, так и есть — его только что размазали по ковру.
Значит, мама всё-таки узнала,
Вопрос только — как?
Смотрю на бедолагу Ефрема — даже жалко его становится. Я-то целый, а он, похоже, хорошенько схлопотал. Медленно перевожу взгляд на Ксюню, которая сидит напротив, прилежно укладывая детали. Первая мысль — она.
— Ти маме не сдовала нас? — спрашиваю подругу.
Ксюня тут же вскидывает голову, обиженно надувает щёки, хмурит маленькие бровки.
— Неа! Конесьно! — возмущённо топает ногой. — Сава! Я же магила!
Киваю.
— Я так и думал, — вздыхаю.
Ксюня довольно улыбается, всем видом показывая, какая она молодец. Ну да, ну да, ей-то как раз можно доверять. Ксюня, сейчас крутящая в руках жёлтую детальку, самый надежный товарищ.
Но всё равно — теперь мне точно перекроют доступ к оружию. Никаких «Беретт», никаких «Макаровых» больше…. Внутри закипает досада, и я начинаю быстрее строить стены замка. Башни выше, стены толще, внутренний двор просторнее. А затем, когда всё готово, беру Дена и с прицелом запускаю его в середину башни.
Паук-булыжник радостно лязгает лапами, сметая стены с удовлетворением настоящего разрушителя. Он топчет руины, ползает по ним с победным видом, словно триумфатор. Его день точно удался.
Ну хоть у кого-то.
За обедом мы сидим за столом втроём: я, Ксюня и мама. Стол большой, накрытый чистой скатертью. Мама сегодня строгая, губы сжаты в тонкую линию, взгляд колючий, как иголки. Руки у неё сложены у тарелки, и даже как-то неуютно под её наблюдением. Берет вилку с ножиком механически нарезает кусочек мяса, будто делает хирургический разрез. Да еще поглядывает на меня хмуро.
Ефрем, который обычно топчется рядом, сегодня исчез из дома, словно его и не было. Наверное, зализывает раны где-то в тёмных коридорах, после того как мама устроила ему внушение.
Мы едим, и тишина прямо звенит. Слышно, как Ксюня сопит, пока сосредоточенно режет картошку, с серьезным личиком, не отвлекаясь.
Я выбираю момент. Поворачиваюсь к княгине и как можно невиннее произношу:
— Мам, а можно севодня мне с тобоя в лаболатолию?
Ложка в маминой руке зависает на полпути ко рту. Она поднимает бровь, словно подумала, не ослышалась ли.
— Зачем тебе в лабораторию, Слава? — подозрительно спрашивает. — Там ведь нет пистолетов. И разбивать ничего нельзя.
Ага, не тонкий упрек. Не удержалась-таки. Я мигом вытягиваю морду лица в самое воодушевленное выражение, открываю глаза шире, чтобы выглядеть как лупоглазый малыш, и громко заявляю:
— Алхимия интелесна! Хочу быть умна как мама! Тоже уметь саздавать плеоблазующие зелья!
Это срабатывает мгновенно. В глазах мамы вспыхивает огонёк радости, уголки губ поднимаются. Её взгляд смягчается. Алхимия — её Атрибутика, её работа. И мысль о том, что её сын хочет изучать её сферу, явно княгине Опасновой по душе.