Мальчик нарасхват
Шрифт:
– Ну так что?
– поторопил меня мужчина, видя, что я совсем не горю желанием отвечать на его вопросы.
– Боишься его?
Подумав, я скуксился. Насуплено пробормотал, стараясь не смотреть в пытливые глаза напротив:
– Ну, может быть.
– Значит, дело не только в этом?
Усердно изучая свои колени, промолчал.
– В чем же тогда?
Догадавшись, что я решил партизанить, Вадим щелкнул меня по лбу. Иронично вздернув брови на мой уничтожающий взгляд, адресованный ему, он сделал самое внимательное
– Ну так что?
– повторил он.
– Я тебя не отпущу, пока не ответишь.
– Да блин! Зачем это, а?
– сострадально закатил я глаза, с трудом удерживаясь, чтобы не оттолкнуть стул с мужчиной.
– Для опытов!
– неожиданно грозно рявкнул гад, заставив меня бессознательно вжать голову в плечи.
– Говори уже, засранец мелкий!
Вылупившись на брата одноклассницы, я лихорадочно соображал, чего бы такого соврать правдоподобного. Смотря куда угодно, только не в глаза разозлившегося собеседника, неуверенно пробормотал:
– Ну да, боюсь я его, боюсь. Поэтому и хожу. Доволен?
– Нет. Врешь, - упрямо качнул башкой мужик, попытавшись снова щелкнуть меня по лбу. Уклонился.
Меня терроризировали неопределенное время, а я все юлил, недоговаривал и откровенно врал. Надеюсь, что не краснел при этом. Казалось, прошла уже вечность, но Вадим даже и не думал прекращать допрос, почему-то не веря ни единому моему слову. На жалость его пронять тоже не удалось. А моя попытка сбежать провалилась с треском. Лишь затрещину получил, немного побуянил для приличия, но, натолкнувшись на предупреждающий взгляд, дальновидно заткнулся.
Поняв, что если так пойдет и дальше, то застрял я здесь очень надолго, решил сдаться. Обидно, конечно, но что поделаешь: мне совсем как-то не хочется торчать тут в заключении всю свою жизнь. А спасительницы неизвестно еще когда придут.
– Ну, ладно, ладно!
– нехотя пробурчал я, посмотрев на решительное лицо мужчины.
– Ну… не могу я не идти, если Олег говорит.
– Почему?
– Не знаю. Мне как-то неловко. Все же друзьями раньше хорошими были. А может, и правда боюсь. Не знаю, короче.
Вадим неодобрительно нахмурился.
– Из-за чувства вины, что ли?
– после моего робкого кивка он громко фыркнул.
– Еще чего! Не такими вы уж и друзьями были, чтоб ты теперь бегал за ним, как… раб.
– Это я-то раб?!
– А как тебя еще по-другому назвать? Ладно, пусть не раб, а… как его… наложник? Да, точно. Ты ведь за ним таскаешься…
– Не таскаюсь я, - огрызнулся я, но мужчина сделал вид, будто не услышал меня.
– …только для, гм, утех, я не прав?
Я возмущенно поперхнулся.
– Нет!
– Нет?
– Ну… нет, - уже менее уверенно повторил, а затем и вовсе убито сгорбился.
– Да, для этого. Но в последнее время он не лез!
– тут же ухватился я за это, словно за спасительную соломинку.
– Да какого
– едва не взревел Вадим, а в его глазах прочиталось явное желание рвать на себе волосы из-за моей тупости. Я насупился.
– Врезал бы ему один раз, и дело с концом! А ты… Тьфу, мать твою!
Тут уже не выдержал я. Выпрямившись, потому что вскочить на ноги не представлялось возможным, отчаянно закричал:
– А что мне еще делать?! Он сильнее! Вряд ли бы я смог дать ему отпор! И бегать я совсем не умею, ползу, как улитка. Догнал бы он меня, и что дальше? Мне бы ох как не поздоровилось, и это еще мягко сказано! А помощь просить у кого-либо - позор навеки. Не могу же я прийти домой, подергать маму, папу за рукав и сказать, что, видите ли, мне приходится сосать у парня, потому что ему так хочется, а я не могу ему противостоять, и мне это не нравится. Помогите сыночку, что ли?! Да я после такого жить не смогу! А если они от меня после этого отрекутся?
– Твои родители все же не в курсе?
– Конечно!
Я замолк, напряженно сжимая свою ладонь, Вадим тоже молчал. Сильные чувства меня потихоньку отпускали, становилось неловко. Опять разоткровенничался! Отрезать бы себе язык.
Долго мысленно убиваться мне не дали. Сильная рука вдруг решительно надавила на плечо, призывая лечь. От удивления не сопротивляясь, я послушно упал на спину и только после этого опасливо скосил глаза на подозрительного мужчину. Тот, задумчиво хмурясь, подкатил стул к другой стороне кровати, оказываясь слева от меня, и снова сел. Пересекая мои попытки встать, рявкнул:
– А ну лежать!
Меня будто пригвоздили к месту. Не шевелясь, неспокойно сжал ткань своей одежды, поглядывая на Вадима. Тот, убедившись, что я лежу смирно, продолжил уже более мягко:
– Ну вот, так-то лучше. Тебе, пацан, надо выговориться.
Переведя взгляд в потолок, наморщился. Неуверенно переспросил:
– Выговориться?
– Да. Выговориться. Давай, говори мне, что у тебя на душе. Вот прямо все, что беспокоит.
– За…
– Добрые дела, - грубо прервали меня.
– Давай, просто представь, что я психолог. Или психиатр? В общем, человек, которому ты доверяешь или вообще думай, что здесь никого нет.
Тяжело вздохнул. Да уж, с такой болтовней трудно представить, будто я нахожусь в комнате один. Да и выговориться… Неудобно как-то. Да и я понятия не имел, о чем говорить.
– Эм… А что говорить-то?
– Не знаю, что хочешь. Что тревожит. Глаза закрой только, - хмуро посоветовали мне.
– Зачем?
– Может, поможет сконцентрироваться.
Скептически закатив глаза, все-таки зажмурился. Полежал так с минуту, прислушиваясь, старался расслабиться. Честно сказать, получалось плохо. Громкое сопение рядом и ощущение чужого взгляда сковывали, совсем не рождая чувства одиночества.