Мальчик с открытки
Шрифт:
«Миленький, потерпи, всё будет хорошо, скоро не будет больно, тебе всё восстановят, вот увидишь, через неделю ты будешь смеяться над своими и моими страхами, - лихорадочно шептала девушка, не замечая, как по щекам текли слёзы, - и в тебе будет кипеть жизнь, как раньше. Ты можешь со мной не дружить, я не заслуживаю этого. С какой девчонкой захочешь - с той и будешь ходить! Лишь только живи!»
Почему-то её мучило чувство вины. Может, своими глупыми сетованиями накликала на Вадима беду? Бабка Дарья, которую в Караяре считали знахаркой, утверждала, не следует бросаться проклятиями и желать людям зла,
Прошло довольно много времени. Солнце зашло, и над селом опустился вечер, небо всё темнело и темнело. А операция всё продолжалась. Галина Александровна, как главный врач и опытный хирург, могла бы находиться в операционной, рядом с Сан Санычем, но, к её великому стыду, не смогла там быть больше пяти минут - ей было страшно, всё в ней тряслось от страха за внука, помогать была просто не в состоянии.
Чтобы не мешать, ушла в свой кабинет и мучилась горькими мыслями в ожидании. Из окна она заметила в саду на скамейке сжавшуюся в комочек фигурку девочки, той самой, о которой ей сказали, что она первой оказала её внуку помощь и находилась рядом с ним в машине «скорой». Кажется, зовут Тинкой, она графиню в спектакле играла, вспомнила Галина Александровна. Почему-то ей стало легче ждать, зная, что кто-то ещё переживает за Вадима. Мужу она позвонить не могла, страшась за его слабое сердце.
Наконец, заглянула в кабинет Катерина. По усталому лицу той ничего нельзя было понять.
– Как мой внук?
– Страшась услышать ответ, Галина Александровна вся напряглась.
– Спит, - глухо выговорила Катерина, - Сан Саныч велел сказать, всё в порядке. Конечно, без сотрясения не обошлось, но не в тяжёлой степени. И не такие уж страшные раны, как казалось. Они заживут, и сломанные рёбра заживут.
– В голосе бабы Кати появились жалостливые и одновременно ворчливые нотки.
– Говорила тебе, Александровна, мотоцикл рано давать мальчишке.
– Не удержалась она укорить подругу, с которой дружила с военных лет, но Галина Александровна её уже не слушала, поток слёз хлынул из её глаз.
– Не надо реветь, - сердито шмыгала носом Катерина, украдкой вытирая глаза полой халата, - всё обошлось ведь. Там в саду эта девочка… Надо отправить домой. Пойду, скажу ей об окончании операции.
– Я сама скажу, только переговорю с хирургом, надо отправить её на машине, живёт она вроде в леспромхозовском посёлке, путь не близкий.
– Перестав всхлипывать, Галина Александровна умылась и направилась к Сан Санычу, чтобы услышать из его уст о состоянии своего внука.
Через минут десять она вышла к Тинке. Девочка сразу встрепенулась, глаза её широко распахнулись в ожидании.
– Он жив?
– испуганно спросила она, от её печального голоса у Галины Александровны всё сжалось внутри.
– Жив, слава богу!
– облегчённо произнесла бабушка Вадима.
– Операция прошла успешно, теперь Вадик отдыхает, будет спать до утра.
Губы Тинки скривились, а глаза наполнились слезами, узкие плечики задрожали, и она стала всхлипывать с каждой секундой всё громче и громче.
–
– Крепко прижала к себе плачущую девочку Галина Александровна, чувствуя, как у самой тоже текут по щекам слёзы.
– Всё уже позади, завтра он начнёт выздоравливать, ты к нему завтра приходи, он ждать тебя будет, а сейчас машина тебя отвезёт домой.
Эпилог
Больше месяца Вадим провалялся в больнице. Выздоравливал не так быстро, как хотелось бы всем. Тинка дважды в день навещала его - утром и вечером. Приходили и другие ребята. Зашла и Милочка, была одна, без Алёнки.
– Хочу у тебя попросить прощения, - смущённо начал Вадим, - я не должен был за тобой бегать, думая о другой девочке.
– Ты не виноват, - перебила его Милочка, очаровательно улыбаясь, - это Тинка привязалась к тебе как банный лист.
– Она словно не слышала окончание фразы юноши или значение её до неё не дошло.
– Ты не поняла, - твёрдо выговорил Вадим, чуть повысив голос.
– Это я привязался к ней, ну, в общем, влюбился, можно сказать, с первого взгляда.
– Он никогда даже Тинке не говорил о любви, а тут вдруг признался.
– А у нас что было?
– визгливо произнесла Милочка, глаза её недобро сузились в щёлочки, а розовые щёчки пошли белыми пятнами. И сразу превратилась из милой, привлекательной девушки в злобную фурию. – Ха, ты влюбился в неё, а Маслёна без ума от Руслана Кузнецова, тебе только голову морочила!
– ехидно бросила она.
– Знаю, ей нравился одно время Кузнецов, - спокойно ответил на это Вадим.
– Я ужасно её ревновал. Но я влюбился в неё ещё раньше, ещё до того, как узнал её имя.
– Он подумал, что не стоит рассказывать эгоистичной Милочке о первой встрече с Тинкой - это их с Маслёной тайна.
– Я мечтал о ней всегда.
– Фу!
– презрительно фыркнула Милочка, сморщив аккуратный носик.
– Неужели ты мечтал о такой вульгарной девчонке!
– Вовсе она не вульгарная, она особенная! Лучшая из лучших!
– бросился на защиту Тинки Вадим.
– Разве за годы дружбы ты этого не поняла? Ты бы не дружила с ней столько времени, если бы этого не понимала!
Милочка дёрнула плечиком и сердито посмотрела на парня, ничего не сказав, обиженно задрала подбородок и прошествовала к выходу. Вадим облегчённо вздохнул.
Незаметно июль вступил в свои права. Яркое солнце так било в глаза, что Тинке пришлось прищуриться, но всё же она сразу заметила показавшегося на пороге больницы Вадима. Сегодня его выписали.
Следом за ним шла красивая женщина, судя по всему, это была мать Вадима, которая приехала вчера за ним. Она увезёт сына в Ленинград. Отца Вадима снова переводят в Питер.
Прежде чем подойти, Тинка успела разглядеть маму Вадима. Та оказалась самой поразительной женщиной из тех, кого она встречала: высокая, стройная, светло-коричневые волосы уложены локон к локону, так аккуратно, что причёска напоминает парик. Одним словом, она совсем не походила на маму в общепринятом смысле, больше напоминала актрису из кино.
Женщина с подозрением оглядела Тинку, и та вдруг застеснялась своего скромного вида - ситцевого цветастого сарафанчика, сшитого год назад, и чуть стоптанных тапочек.