Мальчик со шпагой.Звездный час Сережи Каховского (журнальная версия)

Крапивин Владислав Петрович

– Спасибо, Димка, – задумчиво сказал Серёжа. – Обидно, что письмо не дошло…

– Ну ничего, – утешил Димка. – Вот…

Он полез в кармашек, что-то достал и сунул Серёже в ладонь, а ладонь закрыл. Оглядел столпившихся одноклассников и сказал:

– Все. Последний.

Потом объяснил:

– Я их десять штук привез из Анапы. Уже все раздарил, а они за мной гоняются и гоняются, выпрашивают… Ну, мы побежали, у нас репетиция сейчас.

Они ускакали. Серёжа, улыбаясь, разжал пальцы. На ладони лежал маленький

синий краб из блестящей пластмассы. С красными капельками-глазами. С булавкой на обратной стороне, чтобы прикалывать к одежде. Славный такой крабий малыш.

Серёжа сразу понял, что с ним сделает. Он не будет его таскать на куртке. Он приклеит краба над воротами своего пенопластового замка, который уже почти готов. Пусть хозяин замка называется Рыцарь Синего Краба. А что? Неплохо.

Здорово, что встретился хороший человек Димка!

Поднимаясь на третий этаж, Серёжа размышлял о Димке, о лагере. Вспомнил костры и песню про горниста. Про всадников. И вдруг подумал: почему ни разу не сказал про эту песню Кузнечику? Может быть, он ее знает? А если не знает, можно его научить. Ну, петь Серёжа толком не умеет, но слова-то он помнит и насвистеть мелодию сможет.

Генку ребята уговаривают выступить на вечере. У шестиклассников будет первый в жизни вечер, все готовятся. Генка пока отбрыкивается, но, наверно, согласится. Вот бы спел эту песню!

Серёжа вернулся в класс и узнал, что расписание "полетело кувырком". Из-за разных мероприятий уроков сегодня больше не будет. Ну и прекрасно!

– А где Кузнечик?

Оказалось, что Генка ушел к "вэшникам" – ребятам из шестого "В". Выступать на вечере он уже согласился, а теперь помогает готовить какой-то номер соседнему классу. В порядке обмена опытом.

"Балда, нашел время влюбляться", – добродушно подумал Серёжа.

В шестом "В" училась Наташа.

То, что Наташа ему "нравится больше всех на свете", Кузнечик признался Серёже еще неделю назад, сразу и честно. При этом он краснел, кусал губу, но не опустил глаза.

– Ну… хорошо, – растерянно проговорил Серёжа. – Что же теперь делать… Я-то при чем?

– А ты… не обижаешься?

Серёжа великодушно улыбнулся:

– Да чего уж там…

Наташка была как сестра. А братья не обижаются на тех, кто влюбляется в сестер.

В самом хорошем настроении Серёжа пустился отыскивать классную комнату, где устроились "вэшники".

Но не всем было весело.

У дверей второго "А" стоял и плакал Стасик Грачёв.

Серёжка знал, что Стасик может плакать просто так, по пустякам. Или чтобы не попало. Или чтобы пожалели. Но так он плакал в окружении людей, громко, напоказ. А сейчас он был один в опустевшем коридоре. И Серёжу, который свернул сюда от лестницы он не заметил. Стасик стоял, прижавшись плечом и головой к дверному косяку, молча вздрагивал и ронял крупные слезы. Он был совсем несчастный.

И одет он был не в праздничную форму, а в обычный серый костюм.

Серёжа подошел.

– Ну что с тобой опять? Стаська!

Тот поднял мокрое лицо. Потом, не сказав ни слова, взял Серёжу за рукав и завел в класс. Указал на стену.

Там, против окон, блестели стеклами две витрины. Два небольших плоских шкафа, в которых выставляют спортивные трофеи, наглядные пособия, коллекции и книжные новинки. Эти витрины Серёжа и раньше видел в Стаськином классе. Там располагались разные коробочки, корзинки и пластилиновые фигурки, которые ребята мастерили на уроках труда.

Но сейчас все было убрано, а за стеклами стояли развернутые дневники. К левой витрине сверху была приколота полоса ватманской бумаги, и на ней красной тушью написаны слова:

МЫ ИМИ ГОРДИМСЯ

Дневники за стеклами пестрели пятерками.

Но Стасик показывал на правую витрину. На ней, на такой же бумажной ленте, были черные слова:

ОНИ НАС ТЯНУТ НАЗАД

Дневников там было всего четыре, не то что в левой.

– Ясно, – мрачно сказал Серёжа. – А который твой?

Стасик ткнул в левый верхний.

Страницы дневника были украшены тремя двойками и недельным "неудом" за поведение. Но прежде всего бросалась в глаза размашистая красная запись: "Из-за своей неорганизованности едва не сорвал выступление класса перед шефами!" Восклицательный знак был высотой со спичку. Стасик сел за парту, положил голову и заплакал уже в голос.

– Да уймись ты! – с досадой сказал Серёжа. – Ну плюнь ты на это дело. Пускай он здесь стоит, жалко, что ли?

Как ни странно, Стасик всхлипнул и почти перестал плакать. Поднял голову и с какой-то взрослой сумрачностью сказал:

– Хорошо говорить "пускай". Отец знаешь как налупит…

– Тебя?! – воскликнул Серёжа. И чуть не добавил: "Такого цыпленка!"

– Да. Ты не знаешь, – сказал Стасик и опять едва не разразился слезами.

Чтобы он не ревел, надо было с ним разговаривать.

– Ну за что налупит? Он же не знает.

– Узнает. Сегодня собрание для родителей. Это для них такую выставку сделали.

– А может, он не придет.

– Да, не придет! Он всегда ходит.

– И лупит? – с недоверием спросил Серёжа.

Стасик шумно шмыгнул носом.

– Ну, пойдем, – сказал Серёжа.

– Куда? – испугался Стасик.

– "Куда-куда"… Домой-то ты собираешься? Не ночевать же здесь.

Стасик вздохнул.

– Не пойду. Я ждать буду.

– Кого?

– Когда Неля Ивановна придет.

– А где она?

– А все уехали, и она тоже. На завод к шефам. Там наш класс на концерте выступает.

– А почему ты не поехал?

– Я же сорвал… – Он опять подозрительно завсхлипывал. – Чуть не сорвал. Мне стихи давали учить, а я сорвал.