Мальчики и девочки (Повести, роман)
Шрифт:
Играли по отрядам. Марат не успевал следить за хитростями хоровода, чаще других попадался и выходил в середину круга. Девчонок он нарочито громко чмокал в щеку, как маленьких детей, а с мальчишками здоровался за руку. Все было так, пока перед ним не оказалась Надя. В полном смятении девочка опустилась на колени на разостланный специально платок и некоторое время ничего не видела, кроме белого квадратика этого платка. Напротив нее на колени опустился вожатый. Тронутый недетской серьезностью и недетским, почти трагическим выражением лица, Марат торопливо и неловко поцеловал Надю и ощутил одновременно и необычайную чистоту дыхания
После обеда девочки во второй палате собрались, чтобы уложить вещи. Надя взяла Олин блокнот делегата III Всесоюзного слета и написала на память: «За тридцать дней, проведенных в Артеке, ты стала моей лучшей подругой. Мы обязательно встретимся. Мы должны встретиться».
Едва она успела поставить точку, раздался стук в дверь. Держа блокнот в руках, Оля крикнула:
– Хотите – входите, а не хотите – не входите.
Это была цитата из популярной детской книжки про Пеппи. Все заулыбались. Дверь открылась, и вошел Марат. За плечи он держал какую-то девчонку, худенькую, с большими любопытными глазами. Волосы у нее были коротко, по-мальчишески, острижены, но одета она была не в артековскую форму, а в короткую кофту и джинсы. На шее болтался кусок янтаря на цепочке.
Все очень удивились, что вожатый так вольно обнимает за плечи девчонку. А он сказал спокойно и ровно:
– Девочки, познакомьтесь, это моя жена Таня.
Если бы Марат стал на голову и закукарекал, это удивило бы меньше, чем появление в Артеке его жены. Да и не похожа она была на жену.
Надя ошалело смотрела на Марта и на его спутницу в джинсах и не могла поверить.
– Надя, – попросил вожатый, – покажи Тане свои рисунки.
По глазам девочки было видно, что, оглушенная неожиданным сообщением, она не расслышала просьбы.
– Да, пожалуйста, если можно, – улыбнулась обворожительно Таня. – Мне муж много писал о вас в Вологду.
Надю удивило слово «муж» так же, как слово «жена». Она подумала: «Почему в Вологду? Он же из Москвы». Девочка не знала, что жена Марата – актриса, что она два месяца пробыла в Вологде со съемочной группой и приехала в Крым провести остаток лета.
Пауза затягивалась и становилась неловкой. Улыбка погасла на губах Тани. Она вопросительно повернулась к мужу.
– Надюш, что же ты? – сказал он.
Девочка поспешно наклонилась над папкой, развязала тесемки и отошла в сторону.
Почти все ребята уехали в тот же день. Осталась Рита, несколько девчонок из третьей палаты, несколько мальчишек из первой и среди них Тофик Алиев. После ужина он нашел Надю на берегу моря у больших камней. Он весь день наблюдал за ней издалека, но не решался подойти, потому что она была пугающе печальна. И сейчас, выглянув из-за камней, он настороженно спросил:
– Мне уйти?
– Тофик? Как ты меня нашел?
Она обрадовалась ему, но не перестала быть печальной.
– Ты почему такая, чаби-чараби?
– Какая?
– Чуть не плачешь.
– Астронавтов жалко, – тихо ответила она.
– Каких астронавтов?
– А вон видишь? – Она показала на бледную, быстро исчезающую полоску, прочерченную в небе упавшей звездой.
– Вижу, пролетела…
– Понимаешь, два астронавта… Они летели к далекой планете. Неважно,
И Тофик не осмелился спросить: сама она сочинила эту историю или же прочитала где-нибудь. «Скорее всего сама», – подумал он, потому что почувствовал вдруг себя на месте астронавта-парня, который навсегда расстается с девушкой. Да, это они, артековцы, разъезжаются и разлетаются в разные стороны, чтобы никогда больше не встретиться…
– Надь, а как звали ту девушку? И того астронавта-парня?
– Это неважно.
– На какую букву? – пристал Тофик. – Ну, скажи?
И вдруг увидел, что Надя заплакала. Он растерялся. Ему захотелось крепко прижать ее к себе и приласкать, как это делают взрослые люди. Но они все еще были детьми, и Тофик осмелился только легонько погладить девочку по плечу.
– Не надо, – тихо попросил он, – не плачь.
«Она плачет из-за меня, конечно, из-за меня, чаби-чараби, – решил он, и сердце замерло от сострадания и счастья. – Наверное, астронавта зовут Т. А. – Тофик Алиев».
Но мальчишка ошибался. Астронавта звали иначе.
КЮДИ
«Милая моя Олечка, – написала она в Павлодар. – Многое изменилось за эти месяцы. Произошел какой-то перелом. Во многих вещах разочаровалась, а некоторые воспринимаются сейчас с новым радостным интересом. Даже послушаешь, о чем говорят малыши на улице по дороге в школу, и улыбнешься. Так любопытно и интересно».
Это было какое-то особенное чувство растворимости в мире, прозрачности, словно она перешла из одной субстанции в другую и не шагает по улице, а растекается световым потоком.
Декабрьский ветер подметал середину улицы, троллейбусы и автобусы шуршали шинами по голому асфальту. Снег лежал только на крышах домов и во дворе музея. Да по переулку мимо гравюрного кабинета летело, закручиваясь, колючее облако поземки. На переходе оно ударилось о толпу людей, в которой была Надя, и рассыпалось, заставив всех поежиться.
Надя перебежала двор музея, поднялась по ступенькам, двумя руками потянула на себя тяжелую дверь. Она первый раз открывала ее сама. В какую-то долю секунды подумала, что не справится и придется кого-нибудь просить, но дверь открылась, и она проскользнула внутрь, в теплый сумрак вестибюля.
Небольшая очередь у кассы была настроена весело. Наде было знакомо это ощущение праздничного возбуждения. Она могла не приходить несколько недель в музей, могла совершенно спокойно думать о его посещении, но стоило ей увидеть стеклянный фонарь крыши, подпираемый белыми колоннами, стоило ступить на мраморные ступени лестницы, как она начинала торопиться и в раздевалку спускалась бегом.