Мальчики в розовых штанишках. Очень грустная книга
Шрифт:
— То есть никто не знает, сколько чего в России выращивают?
— Скажу больше: сегодня в России нет статистики как системы сбора информации. То есть статистика есть, а системы нет. Какая-то информация собирается, но она неполная, урезанная, неточная. В одном районе сохранилось управление сельского хозяйства, в другом статистическую форму заполняют сами крестьяне, в третьем районе никто ничего не заполняет, а данные выводятся уже в области. Была бы нормальная статистика — коэффициент вранья был бы ниже. Врать стало бы труднее. И опаснее. Подпольные интересы начинаются на местах. Например, какой-нибудь губернатор. Ему позарез нужны деньги из федерального бюджета. Вот он и кричит, что область умирает голодной смертью, подтверждая, естественно, свои крики «достоверной» информацией. А федеральная власть свято
Управляющий делами президента РФ Павел Бородин готов часами рассказывать о достижениях своего ведомства:
— У нас единственная цель: зарабатывать деньги, и как можно больше. Нам подведомственны сотни предприятий, и абсолютное большинство из них приспособилось к рыночным условиям. У нас тысячи работающих, и все эти люди не сидят на шее у государства. Налогоплательщик содержит федеральных чиновников, которых мы обслуживаем. Примерно треть от общей суммы наших средств мы зарабатываем сами: сдаем в аренду транспорт, здания, оказываем платные медицинские, гостиничные, строительные услуги. Создаем государству рабочие места, исправно платим все налоги, у нас все много работают, банкротов среди наших предприятий нет. Разве это не повод для гордости?
Действительно, картина впечатляющая. И вдруг трезвый голос:
— Боюсь, Павел Павлович, не все наши читатели разделят вашу гордость. Ведь что получается: людям живется все тяжелее, а власть, ответственная за это, обслуживается все лучше?
Декабрь 1998 года.
— Вы давно были в родной Эвенкии?— спросили у Алитета Немтушкина, эвенка по национальности, председателя координационного совета Ассоциации коренных малочисленных народов Красноярского края.
— В сентябре. Я оттуда всегда уезжаю угнетенным. Зашел к знакомым, посмотрел — в домах голо. Потом, правда, подвыпивший хозяин говорит: «Ты не думай, мы не бедные, у нас телевизор есть!» Точно — есть у них телевизор, черно-белый, не отремонтированный... Прямо по Жванецкому.
Вице-премьер правительства России Геннадий Кулик:
— Что мы в результате проведенных реформ имеем? У нас вдвое сократилось поголовье скота, мы завозим мясо, мы не можем сшить ботинки, я уже не говорю о полушубке, потому что поголовье овец вообще сократилось вдесятеро. Исчезла целая отрасль. А ведь мы теперь и ботинки вынуждены покупать будем за границей лет 15—20, Своей-то кожи у нас уже нет. И кто бы ни сел в это кресло, демократ Чубайс или умник Кириенко, чтобы восстановить отрасль, надо теперь работать десяток лет. Другой пример. В Московской области было 750 тысяч коров. На 15 человек столицы и области приходилась одна корова, и она давала возможность обеспечивать население цельным молоком. Теперь осталось 250 тысяч коров. В результате мы пьем порошковое молоко из Финляндии, Франции, Бельгии, Дании. Если в 1990 году мы имели примерно полкоровы на одного россиянина, то сейчас в четыре раза меньше.
Сейчас электроэнергия, которая необходима для машинной дойки коров, стоит дороже, чем само молоко. В целом за время реформ цены на продукцию промышленности выросли в девять тысяч раз, а на сельхозпродукты — в две тысячи. То есть пресловутые ножницы цен, которые резали наш аграрный сектор во времена нэпа, стали за считанные годы острее еще в четыре раза. Если в 90-м году, чтобы купить трактор, крестьянин должен был продать двадцать тонн-пшеницы, то сейчас ему нужно реализовать восемьдесят. Крестьянин обезденежел. Как только село перестало получать деньги, оно перестало покупать технику. Встали заводы сельхозмашиностроения. В 90-м году мы имели примерно 400 тысяч комбайнов. При этом на одну машину приходилось уборочных площадей в три раза больше, чем на Западе. Сейчас имеем всего 200 тысяч. Волгоградский тракторный завод выпускал в год 57 тысяч тракторов. Пусть невысокого качества. Но сейчас-то он продает всего 500 штук в год. А «Ростсельмаш»? Его конвейер стоит.
Журналистка Катя Прянник спросила у живого классика Сергея Михалкова, изменился ли у него сейчас образ жизни. Сергей Владимирович, как известно, любил светские развлечения.
— Сейчас у всех изменился стиль жизни, — ответил он. — И у меня, конечно. Раньше не было проблемы пойти в ресторан Дома литераторов. Это было доступно любому. И много было таких ресторанов — Дом актера, Дом кино, ЦДРИ. А после правления Гайдара, когда люди потеряли свои сбережения — лично я потерял все свои сбережения в сберегательной кассе, — уже и настроение другое. Уже в ресторан не пойдешь, бессмысленно тратить такую сумму, на которую можно полтора месяца жить.
Газета «Известия» (24 декабря 1998 г.) опубликовала интервью с модным режиссером Романом Виктюком под заголовком «Традиционному русскому театру придется умереть».
— Нынешние русские театры устарели, многие из них стоит закрыть, — эпатировал читателей маэстро. — Первым об этом сказал Марк Захаров. Традиционный театр — это не вишневый сад, его не жалко и вырубить, у него не осталось живых корней. В нем не растут деревья — их заменили бутафорией. Ею гордятся и говорят: руки прочь, это великая русская культура! Но не стоит выдавать желаемое за действительное. Публика никогда не была дурой. Один диванчик, два стула и столик, имитирующие роскошное оформление, не имеют успеха. Зрители не желают смотреть такие постановки. Причем не только в пресыщенной Москве, но и в глубинке — во Владивостоке, Иркутске, Новосибирске, Хабаровске... В этом убедились многие мои друзья — именитые актеры, пытавшиеся подработать в провинции. Публика к ним не пришла. Нынешний период оказался сложнее застойно-советского. Раньше было известно, как общаться с властью: у нее были идеалы, хотя и фальшивые. К ним можно было приспособиться. Их можно было адаптировать к собственным интересам. Теперь не то и не так. Теперь рынок. Его перехитрить невозможно. Потому выживаемость театра определяется не только творческой, но и финансовой мощью. Надо это уразуметь и найти свою нишу.
Вопросжурналистки Натальи Журавлевой актрисе Елене Сафоновой, известной по фильму «Зимняя вишня»:
— Почему вы предложили поговорить о ситуации в стране? Вы так увлекаетесь политикой или просто считаете, что никакой гражданин этой страны не может остаться равнодушным к тому, что здесь происходит?
Ответ:
— Я совершенно не интересуюсь политикой, но дело в том, что мы в ней живем. Наша жизнь после 17 августа (1998 г.—Н.З.) превратилась в одну сплошную политику. И хочется уже нормальной жизни, человеческой, а не политической. Потому что политика на самом деле к людям никакого отношения не имеет. Мы родились для того, чтобы жить хорошо, полноценно, весело и радостно, а вовсе не для того, чтобы мучиться и страдать из-за бреда каких-то закомплексованных, внутренне уродливых людей. Это неправильно. Поэтому когда мне сейчас звонят по поводу каких-то интервью о кино, мне даже странно. После 17 августа у меня не было ни одного предложения.
— Кризис отразился на вас лично?
— Конечно. Меня, как и всех, обворовали. И если раньше я считала себя средним классом, то сейчас с уверенностью могу сказать, что я — беднейшая часть населения. У меня не было кризиса, не было его ни у моих друзей, ни у многих людей, подобных мне. Кризис был у Них. Но Они выстроили нас, как пионеров, и сказали: «Давайте деньги».
Министр сельского хозяйства и продовольствия Виктор Семенов возмущается:
— Почему каждая нация так бережет сельское хозяйство? Не только потому, что это образ жизни, не только потому, что, если вы уберете крестьян, везде будет бурьян. Сельское хозяйство имеет дело с ежегодно возобновляемым ресурсом. Солнце светит каждый год. Плодородие остается. Его нужно только чуть-чуть восполнять. Каждая нация эту солнечную батарею поддерживает, она ежегодно возобновляется. Мы же сегодня экспортируем газ, нефть. То, что природой создается миллионы лет. За невозобновляемые ресурсы мы приобретаем ежегодно возобновляемые. Это же глупо. Добавленная стоимость в сельском хозяйстве идет от солнца.