Мальчики в розовых штанишках. Очень грустная книга
Шрифт:
— Итоги выборов меня беспокоят. Причем не столько результаты голосования, сколько то, как оценивают эти результаты руководители движения «Наш дом — Россия». Я уже не раз слышал, что они удовлетворены ими... Лично я считаю, что для партии, которая находится у власти и которая располагает мощными средствами косвенной агитации, 10 процентов голосов являются чуть ли не последним звонком...
— В каких отношениях вы с коммунистами? — спросили у кинорежиссера Станислава Говорухина. — Вас с ними то разводят, то объединяют...
— Я с ними развелся еще тогда, когда снял «Так жить нельзя» и «Россия, которую мы потеряли», где речь
— Тогда вы расходились со старыми коммунистами, сейчас, говорят, появились новые...
— Самые страшные коммунисты — во власти. Зюганов вызывает у меня симпатию, это интеллигентный, образованный человек, но за ним стоят такие люди, как Макашов. Для меня это малопривлекательно. Я и в партии никогда не был, а меня ведь туда затаскивали, но я понимал, что вступить — значит, предать свои идеалы.
Накануне своего 75-летия Александр Яковлев, бывший член Политбюро и один из архитекторов горбачевской перестройки, говорил:
— Мы и есть люмпенское государство. В семнадцатом году зародились как уголовники — захватили власть, потом провели уголовную гражданскую войну, потом репрессии, концлагеря и прочее.
Дальше он разъяснил, что помогает ему сохранять оптимизм и жизнестойкость под потоками обвинений только одно — чувство юмора. Сейчас он сказал своим помощникам, чтобы те не давали ему статьи с нападками на него. А вообще всего два раза не сдержался. Когда «такой гном человеческий, как Крючков» обвинил его в связях с некими иностранными спецслужбами.
— И второй раз, когда Макашов заявил, что я в войну не был на фронте. Конечно, задело, что какой-то стервец вдруг мне, заработавшему три боевых ордена, бросает такое обвинение.
Одна из оппозиционных газет тут как тут: три боевых ордена? Если советское государство зародилось в семнадцатом году как уголовное, то позволительно спросить, какого рожна понесло честного человека на фронт защищать уголовников, а потом ревностно служить им в их главной малине почти полвека?
В СССР плата за жилье была настолько низкой, что рассматривался вопрос вообще отменить ее. Госбюджету, покрывавшему львиную долю расходов, нетрудно было целиком взять их на себя. Зато достигался бы пропагандистский эффект— вот, мол, яркая демонстрация преимуществ социализма: советские люди живут в квартирах, не платя за это ни копейки.
Бывший последний глава советского правительства Валентин Павлов развеял иллюзии о безоблачной жизни в СССР:
— В те времена, естественно, умалчивалось, что всем работавшим государство не доплачивало три четверти заработанного. И насчет отсутствия эксплуатации в стране рабочих и крестьян тоже сказки. Она превышала эксплуатацию в капиталистических странах в четыре раза!
У лучшего немца Михаила Горбачева спросили, знает ли он иностранные языки.
— Нет,— признался экс-президент СССР.— Боже мой, и с русским проблемы... Я же наполовину русский.
Михаил Сульман— исполнительный директор Нобелевского фонда. Его деда — Рагнара Сульмана — Альфред Нобель назначил своим душеприказчиком. Отец Михаила Ральф в начале пятидесятых был послом Швеции в СССР. Михаил ходил в 110-ю московскую школу у Никитских ворот.
— Говорят, ваш отец был уникальным дипломатом, не допустившим ни одной ошибки? — спросил корреспондент.
— Разве что однажды из-за меня. Встретился как- то в Кремле с Буденным и говорит ему: «Мой сын учится в одном классе с вашим внуком!» Старенький Буденный был просто взбешен. «Это мой сын, а не внук!» — говорит.
Вячеслав Никонов— внук Вячеслава Молотова. Вячеслав Алексеевич — доктор исторических наук, работал в МГУ, в ЦК КПСС, в аппарате президента СССР Михаила Горбачева, в КГБ СССР — помощником Вадима Бакатина, был депутатом Госдумы России, возглавляет фонд «Политика».
Работает над книгой про своего знаменитого деда. В прессе опубликован фрагмент рукописи, сопровожденный интервью с автором под сенсационным заголовком: «Молотов не верил в построение коммунизма».
Неполный абзац из творения внука: «Когда я, уже взрослый, заинтересовался своими корнями и историей Вятского края, меня поразило обилие имен известных людей, родившихся и живших в этом красивом, но далеко не самом благодатном уголке России. Через три дома от Скрябиных (настоящая фамилия Молотова. — Н.З.) рос Алексей Рыков, которого дед в 1930 году сменил на посту главы советского правительства. «Два предсовнаркома из одной слободки, и оба — заики, это же надо», — говаривал дед».
Бывший артист Московского театра оперетты Николай Коршилов коллекционирует забавные истории. Одну из них он рассказал журналистке «Комсомольской правды» Анне Амелькиной.
— Однажды я попал в практически безвыходное положение, — признался он. — Нас с Лилией Амарфий пригласили в Кремлевский Дворец съездов исполнить на банкете, который давало Политбюро в честь очередной годовщины Октябрьской революции, дуэт из оперетты «Самое заветное». На музыкальном проигрыше я обращаюсь к героине с просьбой ее поцеловать. На что она отвечает: мол, неудобно, народ вокруг. Я же, глядя в кулисы: «Да нет же никого!» Она, естественно, стесняется, а потом, поколебавшись, спрашивает, показывая в зал: «А они?» «Да что они понимают!» — отмахиваюсь я, и мы целуемся. На всех концертах последняя реплика не вызывала никаких сомнений, но тут... перед нами должны были сидеть не простые зрители, а высшие руководители партии и правительства. И заявлять им, что они ничего не понимают, было бы слишком смело. Признаюсь честно, накануне концерта я не спал ночь, пытаясь найти выход из положения. И нашел! Когда дело дошло до роковой реплики, я, широко улыбнувшись Брежневу, Суслову и другим членам Политбюро, раскрыл им дружеские объятия и вместо «Да что они понимают» с нахальным амикошонством залепил: «Да это ж все свои!» Первым, как ни странно, зааплодировал главный идеолог Суслов. А за ним — и все остальные.
— Ходил упорный слух, что вы возглавляли Антисионистский комитет. Это правда? — спросил журналист Денис Корсаков у актрисы Элины Быстрицкой, исполнительницы роли Аксиньи в «Тихом Доне».
— Ни-ког-да! — категорически ответила Элина Авраамовна. — Я не сторонница национальных ограничений или национальных предпочтений. Однажды я приняла участие в организованной правительством акции, связанной с этим... Но все начиналось не так, меня спросили: «Элина Авраамовна, как вы относитесь к тому, что ансамбль Моисеева на Западе забросали однажды гнилыми овощами?» Я ответила, что возмущена. «Можете это публично сказать? Приходите туда-то и тогда-то...» Я пришла. Это была очередная кампания, на этот раз, по-видимому, действительно антисионистская. Я увидела там Ойстраха, Райкина, Райзмана, Долматовского, Фрадкина, очень уважаемых мною людей, и поняла, что все они подобраны по национальному признаку. Мне было противно. Действительно, мне задали только один вопрос, по поводу ансамбля, и я ответила, но вопросы и ответы там не имели значения. Важно было присутствовать на этой акции. Просто это была очередная большевистская гадость.